За похоронами последовали обычные занятия: поедание моей, а потом Валькиной малины, возня с Шариком, шатание по улицам, прогулка на болото и проверка чужой морды — за последние три для уже пятнадцатая. Морда снова оказалась пустой: после того, первого, раза нам так и не посчастливилось. В начале полностью уверенная в близости нашей ухи, а теперь почти утратившая надежду, я предложила изготовить собственные снасти и попробовать еще раз поймать рыбку. Пускай она научилась не заплывать в морду: но ведь по справедливости принадлежала-то все равно нам с Валентиной! Сконструировать удочки, кажется, не так сложно — почему бы не попробовать?

Сказано — сделано. Через час мы вернулись на пруд с двумя палками, к концам которых было привязано по нитке. Английскую булавку нашли всего одну, так что крючок был лишь у Вальки. Зато моя удочка оказалась оборудована поплавком, сделанным из пластмассового ядрышка киндер-сюрприза, а червяк (Валькин дядя как раз перекапывал грядку, ура!) был привязан на бантик.

Закинув удочки так далеко, как это было возможно, мы принялись ждать. Конечно, ни для кого не секрет, что рыбалка — занятие для терпеливых, но наша добыча, похоже, оказалась особенно упертой в своем нежелании ловиться, а наше ожидание — особенно скучным. Уже через пятнадцать минут после начала Валька заявила:

— Нет, так дело не пойдет. Сгоняй за хлебом!

Я сгоняла за хлебом, который был покрошен в воду с целью привлечь рыбу. Не знаю, привлеклась она или нет, но в течение следующей четверти часа на наши удочки так никто и не клюнул. Между тем сидеть на корточках уже порядком надоело, поэтому я решила сгонять домой еще раз — теперь за одеялом. Как только мы расположились на нем, стало так удобно, что надежда на улов, покинувшая было Вальку и меня, вернулась снова. Впрочем, ненадолго. По прошествии следующих пятнадцати минут я принесла из дома радиоприемник: Валентина посчитала, что хорошие мелодии не только не спугнут, но привлекут объект охоты. Через час после начала мы решили, что вполне сойдет воткнуть удочки в землю и ждать клева, заняв руки чем-нибудь другим. Например, книжкой. Или картами. А может быть, игрушкой электронной. И первое, и второе, и третье вскоре появилось на нашем одеяле.

Между тем пришло время обедать. Разумеется, к этому моменту мы планировали уже приготовить и съесть свой улов, но увы… Мне в седьмой раз пришлось дуть домой — за продуктами. Впрочем, в этот раз и Вальке не удалось просто так отсидеться. К моей вареной картошке, огурцам и помидорам она прибавила банку консервов и бутылку из-под колы с красным свекольным квасом, сделанным Валиной бабкой.

Мы наслаждались едой, развалившись на одеяльце.

— Так, значит, он подумал, это ты? — в десятый раз спросила Валька, откусив кусок картошки и имея в виду Макса, разумеется. — Взаимностью решил ответить, значит? Хм-хм… Расскажи-ка, как все было!

Я в десятый раз пересказала все про бочку, про бутылку, про записку, про «Надюшка, ты мне нравишься».

— Ну, а он? — спросила Валька вдруг. — Он тебе нравится?

— Мне?! Макс?! Ты что, с ума сошла?!

«Вот уж не ожидала от лучшей подруги такого вопроса!» — подумала я. Неужели Валька, с которой мы съели пуд соли и два пуда ягод с соседских кустов, полагает, что мне может нравиться Макс — этот глупый, сопливый, лохматый, косматый мальчишка?!

— Ну ты сказанула, Валька! Еще бы спросила, не ем ли я, часом, козявки.

Валюха хихикнула.

— Макс, что, козявка, по-твоему?

— Вроде того. Ну, блин, думай сама-то: в таких что, влюбляются разве?

— А что, не влюбляются? — глупо спросила подруга. Вообще, она какая-то сегодня… Не ловит мышей. Вроде старше меня, а такую фигню говорит.

— Может, дуры влюбляются в Максов, — ответила я терпеливо. — И всякие эти… не знаю, как их и назвать… Ну, вкус на мужчин у которых не развит. Вот так вот… Эй, что тут смешного? Картошкой подавишься!

Валька каталась:

— Ха-ха! Вкус не развит! Мужчины! Держите меня, не могу! Ох, Надюха! Да много ли ты в них понимаешь, в мужчинах-то!

Я хотела ответить, что, мол, побольше твоего понимаю, судя по всему, но решила промолчать. О чем можно говорить с личностью, не видящей, как смешон и нелеп мой сосед Макс?!

— Ладно, — Валька успокоилась и, видимо, решила зайти с другого бока. — А что бы ты ответила, если б вопрос был про Дэна? Сравнила б с козявками?

— Дэн? Ну, а он тут при чем? Просто скучный бездельник, и в каждом дворе таких куча.

— Тебе нравится Дэн, Надь? Могла бы влюбиться?

Разумеется, влюбиться в Дэна я не могла бы даже при большом желании: мне даже в голову не приходило смотреть на него как на парня. Этот Валькин вопрос был таким же глупым, как первый, про Макса, но на этот раз меня почему-то не охватило ни возмущение, ни желание оправдываться. Интересно, почему? Я припомнила недавно прочитанную статью о нервных импульсах из «Науки и жизни» за 1988 год и решила, что дело, судя по всему, в адаптации мозга к раздражителю. Ну, или в чем-нибудь подобном.