Тем временем на площади воцарилась неожиданная тишина: это председатель попросил своих критиков предложить что-нибудь дельное. После того как он поинтересовался, нет ли желающих сменить его на ответственном посту, тишина стала еще более глубокой: теперь можно было слышать, как жужжат пчелы в нашем малиннике, льется где-то из шланга вода и пыхтит грузовик вдалеке.

— Кто за то, чтобы одобрить мой отчет?

Единогласно.

Потом обсуждали поведение Дэна, выборы нового казначея, покраску ворот, кражу умывальника у Елкиных, устройство водостока, снова Дэна и таинственных злоумышленников, портящих объявления первостепенной важности. А я смотрела на Максима.

Донельзя изношенные кеды. Интересно, не малы они ему? Светло-голубые рваные джинсы. Представляю, как он вырезал в них отверстия мамиными ножницами, стараясь быть модным! Желто-коричневая рубашка в клетку. Почему никто не скажет Максу, что в ней он похож на деревенского дурачка? Светлые нестриженые волосы… Как же мне все-таки нравятся брюнеты!

Под конец собрания появились какие-то люди, настойчиво предлагавшие садоводам приобрести устройства для опрыскивания: «Новейшая конструкция, специальная цена, только сегодня!» Соседи, похватав свои сиденья, кинулись от рекламщиков врассыпную. Только мадам Елкина с сидящим на плече гордым Василием долго выясняла особенности конструкции, цену и срок службы предлагаемого товара. На мужа, тщетно пытавшегося сдвинуть диван с места, она не обращала ни малейшего внимания.

Валька появилась на «площади» сразу же, как только окончилось собрание, причем появилась не со стороны своего участка, а из-за ворот. Я сразу кинулась к ней с вопросами — почему не была, где ходила, чем занималась?

— Делать мне больше нечего, только тусить на этих дурацких сборищах! — фыркнула Валька. — Да что тут вообще может быть интересного?

— Но ты же любила собрания! — удивилась я.

— Это по молодости, пока мелкая была. Больше они меня не интересуют, — резко ответила подруга.

— Так ты что, в лес ходила?

— В лес, как же… Бабушке денег вздумалось заработать. В семь утра пришлось собирать малину, а потом на станцию тащиться продавать. Замаялась всем предлагать…

— Плохо брали? Сколько продала? Стакан-другой?

— Ведро, — сказала Валька.

— А где ж оно? — удивилась я, глядя на ее пустые руки.

— С ведром и продала! До всего тебе, блин, Надька, дело есть, привяжешься вечно как банный лист с какой-нибудь ерундой! Расскажи хоть, что сегодня было?

Я мгновенно перевела тему на то, что показалось мне самым интересным на собрании:

— Видела джинсы у Макса?

— Джинсы?

— Ну да! Они рваные, и явно он их сам порезал! Хи-хи! Модник-сковородник! Представь: взял так ножнички, планчик составил, наметил мелком, где отверстия делать… Может быть, даже раздумал и где-то зашил. Макс с иголкой! Прикольно, ага?

— В чем прикол-то?

Я удивилась. Неужели у Вальки за ночь исчезло чувство юмора?

— Ну разве не смешно это представить? Как он с джинсами возился! Как портной! А?

Валька не ответила.

— Штаны ему, по-моему, не идут, — добавила я кстати.

— Дался тебе этот Макс…

— Не идут! Ну серьезно! Ты разве не видела?

— Можно подумать, я буду сидеть и рассматривать джинсы, — заявила подруга. — Специально ходить по всяким глупым собраниям, чтобы рассматривать штаны всяких глупых парней!

Я хотела сказать, что не всяких, а только Макса, потому что он самый смешной пацан в поселке, но тут Вальку позвали. Она бросилась к себе на участок. Мне делать было нечего, поэтому я тоже поплелась на свой участок. Лениво толкнула калитку, взошла на крыльцо, стала думать, чего бы покушать… Невзначай бросила взгляд на соседний, Валькин, участок с увешанным спелыми ягодами малинником. Удивилась, как так может быть, если только в семь утра…

…И тут же забыла обо всем, увидев бутылку.

Это была та самая бутылка, которую я с такими трудами подкинула Максу сегодня ночью. Как? Зачем? Почему она здесь?

Миг — и я рядом с ней. Явно вижу записку внутри. Уже что-то предчувствую. Страшно. Скорее, открыть! Открываю.

«Надюшка! Ты тоже мне нравишься. Максим».

Следующей ночью мы с родителями проснулись из-за громкого хлопка. Это мышеловка переломила хребет очередной пожирательнице нашего печенья и моих (подчеркиваю: моих!) старых журналов. Утром мы с Валькой решили похоронить ее со всеми почестями. Сначала выкопали ямку на моем участке, но родителям эта идея, увы, не понравилась. Тогда пошли к Вальке, и там весь сюжет повторился. В связи с этим траурная процессия, несущая покойницу за хвост вниз головой, проследовала за ворота и предала помещенное в коробку из-под чая тело мыши ничейной земле. Валентина произнесла краткую речь, после чего мы соорудили из подручных материалов скромный памятник и отправились на поминки, по пути остановившись у ворот, чтобы исправить кое-какие ошибки в объявлениях: уж очень нам полюбилось это занятие. За ним-то нас и застукал Петрович…

Нет, я понимаю — поворчать чуть-чуть, ругнуться… Но зачем было говорить, что из таких шалопаек, как мы, вырастают картофельные воры и прочие криминальные элементы? Зачем было кричать, что у нас одна извилина на двоих — и та от шапки? А орать, что нас замуж никто не возьмет — зачем было? В общем, Петрович сам напросился: как только он исчез из виду, мы вытащили мышь и перезахоронили ее в куче песка, принадлежащего нашему обидчику. Станет он месить бетон для укрепления своей ямы и наткнется на труп. Будет знать тогда!