В Театре К. его уже ждали Кэрол Ланспик с костюмершей. Огромное каменное здание было некогда самым великолепным особняком в городе. Здесь, к негодованию шахтовладельцев и магнатов лесоразработки, благоденствовало семейство Клингеншоенов. По иронии судьбы именно их состояние позволило в последнее время изменить к лучшему жизнь в Пикаксе, а резиденция Клингеншоенов стала театром на двести мест.

— Сейчас мы тебя немного подкрасим, наденешь тёмные очки, натянешь на уши фуражку, и никто не узнает. Вот смех-то!

Квиллер не уставал поражаться Ланспикам. Ничто в их внешности и манерах не выдавало людей, наделенных артистическим даром, между тем Кэрол могла одинаково убедительно изобразить и королеву, и нищенку, да и Ларри равно блистал в амплуа благородного отца, героя-любовника или злодея. В них обоих бурлила энергия, без чего немыслим подлинный актерский талант.

— Эта краска легко смоется, так что не волнуйся, — приговаривала Кэрол. — Правда, сиамцы могут тебя не узнать.

— Юм-Юм наверняка зашипит, а вот Коко не проведёшь.

— Я вижу, ты немного подстриг усы: Это хорошо.

– Я всегда подстригаю их, когда иду на чью-нибудь свадьбу или на деловое свидание.

— Сначала подбери себе мундир. Элис подгонит его по фигуре, если понадобится, а я тем временем буду тебя гримировать.

Элис Тодуисл уже стояла наготове с портновским сантиметром на шее и наперстком на пальце.

Квиллер выбрал тёмно-синюю форму с нашивкой на рукаве и фуражку, которая выглядела вполне внушительно, если особенно не присматриваться. Когда он напялил на себя всё это и вышел в примерочную, женщины пришли в ужас. Брюки были слишком коротки, рукава длинны, а фуражка размера на три больше, чем нужно.

— Вам в театре не нужен актер на роль неандертальца? — спросил Квиллер.

— Костюм я подгоню мигом, — успокоила Элис, — а фуражку набьём папиросной бумагой.

В гримерной Кэрол взялась за дело с профессиональной ловкостью, и вскоре тронутые сединой виски, усы и брови Квиллера потемнели.

— Делакамп прибыл по расписанию? — спросил он.

— Да. На этот раз привез с собой племянницу — тихая, скромная девушка, во всем его слушается. Он немного располнел, но для своего возраста выглядит очень импозантно. По-моему, он сделал пластическую операцию. И носит накладку, скрывающую лысину… Ой, прости! Я чуть не выбила тебе глаз.

— Не страшно, у меня есть ещё один.

— На обеде в Кантри-клубе он показывал слайды знаменитых ювелирных украшений из разных музеев мира. Среди прочего там было ожерелье, которое Наполеон подарил Жозефине. Весит, наверное, не меньше фунта: рубины, изумруды, эмаль… А знаешь, почему в девятнадцатом веке в моду вошли бриллианты? На смену свечам пришло более яркое искусственное освещение — газовые рожки, затем электрические лампы. Блеск стали ценить больше цвета… Ну вот! — Кэрол сдернула с его плеч накидку. — Теперь слушай план действий. Я отвожу тебя на машине в гостиницу. Там нас встречает Барри Морган, который поднимет тебя на лифте к себе наверх, а в три часа отведёт в банкетный зал. Когда всё закончится, ты вернешься в его кабинет, он позвонит нам в универмаг, и Ларри доставит тебя обратно в театр.

— Кэрол, у тебя всегда всё так четко организовано, что даже страшно.

— Поневоле станешь организованным, если лет двадцать пять повертишься в универмаге, поставишь в театре три десятка спектаклей и вырастишь троих детей.

Квиллер знал, что старший сын Ланспиков стал священником и поселился в штате Нью-Йорк, дочь работает врачом в Пикаксе, а вот младший сын оказался паршивой овцой. О нём предпочитали не говорить.

— А что испытывает доктор Диана в связи с предстоящим чаепитием? — спросил он.

— Говорит, что не нервничала так с тех пор, как вскрыла свой первый фурункул. Они с Полли будут час без малого непрерывно разливать чай, после чего их сменят Сьюзан Эксбридж и Мэгги Спренкл. Мэгги предоставила свою парадную скатерть из бельгийских кружев, а Сьюзан — два серебряных чайных сервиза и серебряный канделябр на шесть свечей.

Наконец все было готово. Квиллер облачился в маскарадный костюм и глянул в зеркало.

— Ну как? — в один голос спросили Кэрол и Эллис.

— Хм… Нет, не знаю такого, — ответил он.

Женщины захлопали в ладоши.

По дороге Квиллер поинтересовался у Кэрол:

— Ты знаешь духи, которые называются «L'Heure Bleue»?

— Разумеется. Это классика. Очень тонкий цветочный аромат с привкусом ванили. Их изобрел Жак Герлен для опереточной дивы Ивонн Прентан в тысяча девятьсот двенадцатом году. Между прочим, Ларри подарил мне флакон «L'Heure Bleue», когда мы проводили медовый месяц в Париже …дцать лет назад.

— Вы могли бы заказать их? Хочу сделать подарок Полли.