Шрифт:
– Аркаша… – Ульяна Федоровна держала возле уха телефонную трубку, и вид у нее был странный.
– Что?
– Он молчит.
– Не понял?
– Наш телефон молчит! Он отключен!
– Связи, что ли, нет?
– Ты не понял! Я боюсь, все еще хуже, чем мы думали!
– Что может быть хуже? – проворчал Телятин.
– Ты что, не понял? Никто не звонил в полицию!
– Как так не звонил? Он же при мне…
– Нас кинули. И тебя, и меня. Как ты сказал? Не человек, а машина? Выполнит задание при любых условиях? Ой, Аркашенька, мне страшно…
Итак: кто есть кто?
В это время на кухне происходило следующее. Войдя туда с бутылкой элитного виски, которого он, быть может, в жизни никогда не пробовал и вряд ли еще отведает, верзила поступил с амброзией так, будто принес паленку из деревенского ларька: небрежно отставил в сторону и забыл про нее. Потом подошел к Ивану Петровичу, взял его за грудки и как следует тряхнул:
– Говори, мент, сука! Спалить меня хотел?!
– Вы прекрасно владеете русской речью, – поморщился Иван Петрович. – Зачем этот сленг? И не надо на меня кидаться. С чего вы вдруг решили, что я мент?
– А с того… – Ситников не спешил разжимать руки. – Замашки у тебя ментовские. И говоришь ты как легавый. Вон какую историю сочинил! На детективный роман тянет! Говори, ну?!
– Отпустите меня, пожалуйста, – голосом тихим, но режущим слух, как отточенная сталь, сказал Иван Петрович. – В ваших же интересах играть со мной в одной команде. И я вам уже подыграл. Вы от моей услуги не отказались. Может, продолжим? У нас мало времени. Они скоро поймут, что полицию никто не вызывал.
– Зачем ты отключил телефон? – Верзила отпустил его и отошел к окну. Там было темно и по-прежнему завывал ветер.
– А неплохо получилось, да? Все поверили. Зачем вы говорили в молчащую трубку? И как убедительно говорили! Я подумал, что мы теперь в связке.
– Чего тебе надо?
– Деньги. Мне нужны деньги.
– Они всем нужны, – усмехнулся верзила.
– Вы не поняли. Мне деньги нужны.
– Да понял я все! – отмахнулся Ситников.
– Нет, не все. – Иван Петрович смотрел на него не моргая. – Они нужны мне, как голодному кусок хлеба. Если я сегодня не поем, то мне жить останется недолго. А я вовсе не хочу умирать. Но я дошел до такого состояния, когда все мозги, какие есть, проваливаются в желудок, и он начинает их переваривать за неимением пищи. Я больше не слышу голоса разума, я слышу только голодное урчание в животе. Я не могу ни о чем другом думать, засыпаю с этой мыслью и просыпаюсь с нею же: как мне достать деньги? Деньги, деньги, деньги… Я кругом в долгах. Занимаю в одном месте, чтобы отдать в другом, но дело в том, что в долг мне уже никто не дает. Я не отвечаю на звонки, потому что это могут быть только кредиторы. Мой мобильный давно уже выключен. Не открываю на звонок в дверь, ведь квартира фактически уже не моя. Не выхожу на улицу, поскольку каждый мой выход «в свет» может оказаться последним. Я сижу на дне глубокой черной ямы, и меня потихоньку закапывают живьем. Медленная и страшная смерть, где весь ужас в ожидании. Я готов абсолютно на все, лишь бы из нее выбраться, из этой ямы. И я отсюда без денег не уйду.
Иван Петрович говорил это очень спокойно и очень страшно. Но верзила не испугался.
– Я своего не отдам, – оскалился он.
– А придется.
Какое-то время они стояли друг против друга в молчании. Один был огромен, как меч средневекового рыцаря, другой похож на небольшой, но отлитый из прочнейшей стали и заточенный, как бритва, клинок. И решительность грубой силе ничуть не уступала.
– В доме полно ценностей, – пошел на попятный верзила. – Можешь взять, что хочешь.
– Я возьму, – ответил Иван Петрович. – Но что делать с хозяевами?
– Будто ты не знаешь?
– Ты предлагаешь их обоих?..
– А на кой они нам?
– И… как?
– А ты меня не разводишь? – подозрительно спросил вдруг Ситников. – У тебя в кармане, часом, не диктофон?
– На. Обыщи.
Иван Петрович вывернул карманы. На пол упал кусочек ваты, тот самый, которой он поднял с пола в момент «разоблачения» Ульяны Телятиной. И все. Но и так было понятно, что диктофон в узкий карман джинсов не спрячешь.
– Жучков на тебе нет? – не унимался верзила.
– Ничего нет.
– Вдруг ты перед начальством выслуживаешься? Орден себе решил заработать или прибавку к жалованью? Говорят, вам, ментам, теперь взятки брать нельзя. Чистка рядов. Разве проживешь на такую зарплату? Это же нищета. А вы в нищете жить не привыкли. Вы ж привилегированное сословие.
– Почему ты решил, что я мент? С таким же успехом и я могу на тебя подумать: засланный казачок. Ты меня сейчас подобьешь на убийство, а потом сдашь при попытке осуществить задуманное. Я за пистолет, а ты мне руки крутить. И – звездочку на погоны. Может такое быть, а? Ведь это ты предъявил удостоверение полицейского. Ситников Георгий Иванович. У меня хорошая память. Ты и в самом деле Ситников?
– Ты же сам сказал, что это липа.
– А вдруг не липа? Так кто ты на самом деле?
– А тебе не все равно? Иван Иваныч Иванов.
– А серьезно?
– Серьезно и ты мне не представился. И документов у тебя, в отличие от меня, нет никаких. Вообще никаких. Даже липовых. А почему?
– Я на дело шел, зачем мне бумаги? – нахмурился Иван Петрович. – В машине, в бардачке, есть права. Я сказал правду.
– А словам нынче никто не верит. Предъявите нечто более существенное, сударь.