Шрифт:
– Но я...
– Имейте терпение, коллега. Завтра все тайное станет явным. See you tomorrow! [18] И еще раз – спасибо.
Глава 11,
в которой все летит прахом
На истории я получила выговор за то, что сижу с таким видом, будто окаменела за пять веков до нашей эры. На биологии только к концу занятия я обнаружила, что причина истерического хохота окружающих – рядом со мной: в начале урока одноклассники усадили за мою парту чучело обезьяны, а я ничего и не заметила.
18
Увидимся завтра!
Все мое существо дрожало и сгорало в ожидании большой перемены.
Наконец, спрятавшись в школьном туалете, я дрожащими пальцами набрала на мобильном нужный номер.
– Алло, кафедра перевода, – протяжно прогудела в трубку лаборантка Анечка.
– Аня, извините. Здравствуйте. Извините. Это ученица Анны Семеновны Розенталь-Тригель.
– Шпигель!
– Ой, извините. Ог-говорилась. Простите. Я Г-Гаянэ. Ар-рутюнян. Ск-кажите, а можно Анну Сем-меновну?
– Нет. Все ушли на семинары.
– Извините. Давно?
– Да, заседание закончилось пару часов назад.
– Простите, а кого отчислили?
«Бух! Бух!» – застучало мое сердце.
– Много кого.
Анечка зевнула. Ане все по барабану. Через пару месяцев она уходит в декрет. Кажется, на ее место заступит Анжела. Будет работать на полную ставку. Во втором полугодии пятого курса экзамены сдавать не нужно, надо только заниматься дипломом. А с дипломом у Анжелы проблем явно не будет. Раз он уже написан и один психопат в тапочках разного цвета пытается его защитить от плагиата. Так что быть Анжеле лаборанткой кафедры. Если, конечно, не ее отчислили сегодня.
– Посмотреть, кого отчислили? – спросила Аня.
– Конечно!
– Подожди.
Зашелестели бумаги.
– Тихомирову. Селезневу. Волкова. Петрову.
– Кого?!
– Варвару Петрову. Отчислена с сегодняшнего дня без права восстановления.
– Что-о?
Мобильный выскользнул из моих рук, грохнулся на пол. С него слетела крышка, выскочила батарейка.
Я сползла по стене и уставилась на давно сломанную сушилку для рук, всю исписанную признаниями в любви.
За дверью слышались крики одноклассников, переобувавшихся перед физрой – пока не зарядили осенние дожди, физрук проводит занятия на футбольном поле.
– Это невозможно, – пробормотала я, – за что ее отчислили?!
Надо встать... Проморгать слезы.
Найти батарейку.
Бедная Варя... Получается, она не зря переживала. А я даже ей не посочувствовала. Думала, у нее просто мандраж...
Оглушенная, я вышла и присела на скамью у гардероба, пытаясь приладить к телефону батарейку и крышку.
– Арутюнян! – прогремел над ухом физрук, – быстро на улицу!
И добавил негромко:
– К нам методисты сегодня пожаловали. А по прыжкам, кроме тебя, и показать-то некого.
Я попыталась ответить ему, но не смогла. Я будто онемела.
– Вставай! И чтобы в последний раз в кедах! Сколько раз предупреждал – кеды, да еще и красные, – неспортивная обувь. Кроссовки и только кроссовки.
Я сунула телефон в карман «кенгурушки», закинула на плечо рюкзак и пошла за ним. Но, выйдя на школьное крыльцо, повернула не направо – к школьному полю, а налево.
– Ты куда? – поразился физрук.
Я не обернулась.
– За прогул влеплю «двояк»! – крикнул физрук вслед, но мне было все равно.
Я должна объяснить им, что они совершили ошибку.
Маршрутное такси. Троллейбус номер «семь».
Все – на автомате. Все – как в тумане.
Вот ворвусь сейчас на семинар к Лилии, а лучше к Анне Семеновне, и расплачусь. Нет, лучше закричу: «Вы идиоты! У нее брат-инвалид! Зачем ей ваша дурацкая рукопись?!»
Главное – добраться до МГУ и броситься в бой.
К счастью, я вспомнила, что договорилась после школы о встрече с Ботаником, и быстро напечатала ему эсэмэс: «Прости, поездку надо отложить, у меня срочное дело».
Все время, пока я ехала, меня не покидало ощущение, что кто-то пытается пробраться ко мне в мысли. Очень странное ощущение. Будто ты в своей голове не одна. Будто кто-то сидит внутри тебя и что-то бормочет. Повторяет какое-то слово: «Берегись, берегись!». Кто это?
Наверное, у меня от переживания немного съехала крыша. Нельзя поддаваться панике.