Она дочитала книгу— Герои в конце встречались —И вышла на балюстрадуС опущенным лицом —Ах, если б в нашей жизниТак же всё получалось,Как в этой весёлой книгеС таким хорошим концом!ЗябликМокрыми дорожкамиВыйди к старой груше,Помолчи немножко,Зяблика послушай…Оборвётся капелькаС ветки на аллею.Поглядишь на зяблика.Станет веселее.Раз уж так уверенноЛьются трели эти,То не всё потеряно.Можно жить на свете!НадяХарактер у девочки странныйЧасами над книгой сидит,Читает про жаркие страны,В окно изумлённо глядит.И тихо, кудрявую гладя.Советует робкая мать: —Прошлась бы ты садиком, Надя,Букет незабудок нарвать!И Надя пойдёт за цветами.Вернётся — и с книгой в рукахЧитает опять на диванеО дальних, крутых берегах,О мартовских грозах над Явой,О ливнях, размывших пути…У девочки этой кудрявойТяжёлая жизнь впереди.На столиках цветов сегодня столько.Но никого за столиками нет…У одного лишь маленького столикаОранжевый покачивался свет.Одни мы здесь. Ты щуришься в улыбке.В причёске только вздрагивает бант,Наигрывает полечку на скрипкеВ пустом саду усталый музыкант.Ему пора заканчивать работу,Программе встреч давно уже конецИ мы уходим, заплатив по счётуКровавой данью собственных сердец!О чём бы я ни написал,Всё кажется давным давно знакомым.Как этот дом, как тополь перед домом.Как эти золотые небеса.И никуда я больше не пойдуИскать дорог в томительной тревогеДавным давно известны все дороги.Как этот сад, как иволга в саду.В окне напротив женщина читает;Вошёл студент. Зелёный плащ на нём.Он говорит — она не отвечаетИ только тихо головой качает,А думает должно быть о другом.Вот он ушёл. Вот он проходит сквером.— Так значит кончено! — шепчу я у окна,— Ты выйдешь в люди, станешь инженером,А женщина останется одна!И так всю жизнь меня проклятье душит.Преследует повсюду и везде —Как в отчий дом входить в чужие души,Выдумывать измученных людей.Артист, опьянённый экстазом.Бросал со сцены слова.Где надо — врывался басом.Где надо — шептал едва.И всякий сказал бы без лести:— Игра была неплоха.Лицо его жило вместеС каждой строчкой стиха.В моём окне алеет край востока.Над гаванью становится светлейИ парусник — должно быть издалёка —Проходит мимо сонных кораблей.В ночном кафе, где сходятся матросы,Давным давно, в былые временаМы в первый раз курили папиросыИ в первый раз пьянели от вина.Заказывали красное виноИ угощали женщин до рассветаИ до рассвета, словно кастаньетыПо столикам стучало домино.Под этот стук, под тихий шорох ветра,Под ровный звон хрустального стекла,Не знаю как — легко и незаметно.Не знаю как — но молодость прошла.Всё кончено. И встречи и разлуки —Всё позади. И так отрадно мне.Что медленно, без горечи и мукиПроходит жизнь — как парусник в окне…Чёрный деньВ углу — коробки и кульки,Пакет картофельной мукиИ ты всю эту дребеденьХранишь в углу на чёрный день.А вдруг опять голодный год,Война и бедствие… Но вотНеслышно, крадучись как тень,Приходит этот чёрный день.И нет особенной беды.Ни голодовки, ни нужды,Он чёрен только потому.Что жить придётся одному!ВозвращениеТак долго я дома не былИ вот кивком головыВстречаю серое небо.Сизую даль Невы.У трёхэтажного домаСходятся все пути.Где ж вы, мои знакомые.Как вас теперь найти?Настойчиво и упорноЗаговорит телефон,Помчатся в разные стороныПисьма с разных сторон.И все друг друга отыщат.Иного исхода нет.Иначе — какого дьяволаЖдали мы столько лет?Всё могло быть иначе— Ах, всё могло быть иначе,—Сказал мне мой спутник в бедствии,— Без этакой неудачи,Без этих дурных последствий!Какой-то проклятый случайТолкает нас в эти беды.Ах, всё могло быть лучше.Если б не случай этот!И я ему тоже вторю:— Ах, всё могло быть славно —Плыли б сейчас по морю.На волнах качаясь плавно!Вот так мы сидим и плачемИ хлеб жуём со слезами:— Ах, всё могло быть иначе.Если б не мы сами!ШарХотел я летать в поднебесье.Смотреть свысока на зарюПодобно воздушному шару —Тугому, как мяч пузырю.Мечта моя точно свершиласьИ мне полететь удалосьПодобно воздушному шару.Пробитому пулей насквозь.Я падал. И падая понял,Что прежде — с пустой головойПодобно воздушному шаруЛетал я над этой землёй.НорвегияНет, я там не был. Но с детства мнеЗнакома каждая пядь,В страну, где так часто бродил во снеЯ возвращаюсь опять.Белые домики, берег крут.Запахло пенькой на миг.Спокойные люди у пристани ждутСоли, газет и книг.Трап опустили. Схожу дрожа.По виду-то я хорош —Блестящие пуговки, пёстрый шарф,На поясе — финский нож.Честь отдаю, как простой матросИ медленно, мне в ответМорскую фуражку с седых волосСнимает столетний дед.И я говорю им — сразу всем —На четырёх языках,Что здесь бы остаться хотел совсем,Что жизнь моя — в их руках.Глиняных трубочек лёгкий дымЛетит голубой канвойИ великаны один за другимКивают мне головой.Как будто я человек, а не трупИ нет за спиной моейОгня и воды, и медных труб,И кое-чего страшней.Как человек, я построю дом —Окно, четыре стеныИ выучу их язык. Потом —Обычаи их страны.Буду в горах собирать цветы,На танцы ходить в пакгаузИ толстая фрекен мне скажет: «ТыТакой же как наши. Клаус».Буду ловить у прибрежных скалУсатых, морских рачков.Как будто это не я писалКниги для дураков.Дождь пройдётДождь пройдёт По дорогам весеннимЗастучит телеграф торопливых шагов.Солнце выглянет вдруг. И вечерние тениПонемногу покроют промокшие травы лугов.Дождь пройдёт. На блестящую крышу амбараСядет яркая птица. Сбудутся давние сны.Мы пойдём осторожно по мокрым дорожкам бульвара.Попирая ногами истомлённую землю весны.За гирляндой огней зашумит, заволнуется…?Запоют скрипачи, призывая понять и простить.Да и незачем нам вспоминать отошедшее гореИ, былое кляня, о былом потихоньку грустить.Мы вернёмся домой. Отогреем холодные руки.Свет повсюду зажжём. И прославим судьбу, не шутя,За такую, как эта, бесконечную горечь разлуки.За такие, как эти, — простые минуты после дождя.
