– И нечего обижаться – нечего меня со стороны судить. Такая или сякая, какое твое дело!

Я молчал.

– Ты, дед, темный. Слыхал ли ты про заповеди? Там есть одна гениальная. Не суди людей – и не осудят тебя самого.

– Там не совсем так…

– Так! Так!.. Не спорь, дед. Применительно к людям – это как раз так! Мне папашка всё объяснил!

Я смолк. (Я мог бы еще осмелиться и кой в чем поспорить с евангелистами. Но как можно спорить с ее папашкой?)

– Да ты же совсем темный, дед! Меня качает, какой ты темный!.. Старый, а заповеди не помнишь.

Я опять попробовал смеяться:

– Если хорошо поднатужусь, вспомню.

– Нет, дед. Если ты хорошо поднатужишься, у тебя только член встанет. Ничего более значащего не произойдет. Ты это уже доказал. Вполне. Бегал голяком… Решили, что парламентарий наконец-то вылез с белым флагом!

Это удивительно, как она и мой племяш Олежка одинаково ерничали. Друг друга не зная… Одинаково прохаживались на мой счет. Одинаково мыслили. Одинаково отталкивали старого дядьку. (Заодно с его мужским естеством. Подчеркнуто заодно. Мой член уже мешал им жить. Занимал место.) Не сговариваясь, хотели меня задвинуть. Выталкивали меня куда подальше… На отмель. На обочину. В мусор. В никуда. В ночь.

– Ой! Я вдруг вспомнила… Битое стекло на полу. Хорошо, я тогда сообразила не оттаскивать тебя сонного в теплый уголок! Вся бы спина была в порезах!..

Тоже было понятно. Тактика. (Слегка посочувствовать зажившемуся старикану. Почему бы нет?..) Все равно же его на отмель. В никуда.

– Так что прости, дед… Может, и не надо было лупить тебя по башке. Да еще на виду у всех…

Она прибавила скорость.

– Но я же объяснила… Меня беспокоила машина. Ведь машину менты могли угнать…

Наше с ней объяснение вдруг застопорилось. Нас с Дашей прервали. Притом грубо прервали – свистком… И еще крепким встречным матом.

Ей пришлось съехать в сторону и тормознуть.

– Проверки на дорогах. – Даша готовила улыбку.

Мент… Словно проинтуичив, что милицию только что поминали всуе, страж шел к нам, строг и сердит. Но только в первую минуту. Пока не увидел близко Дашу.

Документы и права (она протянула ему) на этот раз у нее были. Милиционер взял.

Но что-то опять не в порядке… Я сразу почувствовал… По ее улыбке… Или машина опять чья-то?.. Или водительские права?..

Даша тотчас пустила в ход обаяние:

– Я… Я заторопилась… Я признаю.

– Куда заторопилась?

– Так получилось, капитан!.. В спешке… Прости, ради бога. Видишь! Еле-еле отыскала его на улицах. Заблудился, старый хер! Папашка мой!

Идея обаяния была та же самая:

– Как услышала, что он жив-здоров, так и кинулась за ним. В городе ужас! Народ одурел! Что творится, капитан!.. А старики невменяемы! Шагают прямо под танки… У-уух, старый!

И Даша показательно (этак слегка) дала папашке (мне) по шее.

Мент козырнул ей. Приветливо козырнул – езжайте, мол, дамочка! Вперед, мол!

Какое-то время мы ехали молча.

– Не грусти, дед. У тебя крепкая шея, крепкое здоровье, крепкий даже член – чего тебе еще в твои застойные годы?

Она усмехнулась:

– Следишь за дорогой?

– Слежу.

Я и правда насторожился, снова завидев милиционеров, вытягивающих шеи. В нашу как раз сторону.

– Ах, если бы ментам тогда (у Дома, под выстрелами) шепнули, что у меня нет прав… Вот бы им удача, а?.. Ментам прихватить водилу-женщину – это ж какая мечта! Видел их шеи?.. Слышал, дед, когда-нибудь про параллельные прямые?

– Ну.

– Что ты про них слышал?

– Не пересекаются.

– Это правильно. Это в самую точку… Это ты, дед, про шеи ментов слышал.

Нас не остановили. Мы мчали дальше. Уже Москва.

Но наше с ней расставание как-никак приближалось (по времени), и Даша опять соблаговолила кое-что припомнить:

– У меня, дед, в тот день были большие трудности… Ты же видел. Ты же присутствовал. Ломало же как!.. Колотун был!.. Ты, дед, такое и не пробовал!

– Пробовал.

– Когда это?

– Тогда же. При тебе… А лунные камни кто в носок собирал!

Она фыркнула:

– Да уж. Повеселил.

– Осторожнее!

Мы сделали лихой обгон.

– Не бойсь. Я за рулем – это класс.

Ее насмешки были теперь мягки. Были милы… Можно даже сказать – миролюбивы.

– Дед. Вот ты бегал, говорят, по всем проломам и крышам. Голый. Что ты при этом чувствовал?.. А зачем ты кричал: «Мы сдаемся!»

– Не кричал я.

– Кричал!.. Еще как слышно кричал!.. На пленке, говорят, отлично все заснято. Бегал по крыше и на всю Москву кричал: «Мы сдаемся!» Всех потрясло! Всех тогда закачало!.. Защитники Дома тогда и проголосовали за сдачу. А рядовые защитники – единогласно!.. Ты знаешь ли, дед, что сдача Дома началась из-за твоих криков. Из-за твоего дурацкого козлиного скаканья.