— Это радиолокационная рубка. Посторонним вход воспрещен.

— Ты думаешь…

— Все в порядке, Клер. — Он залез в карман куртки и достал ключ.

Вставив его в замок, он еще раз окинул взглядом коридор. Быстро повернул ключ и распахнул дверь. Схватил ее за руку, затащил в рубку и запер дверь.

В помещении было темно. Радар не работал, и единственный свет шел от приборной панели.

Он повернулся к ней и, обняв за плечи, привлек к себе.

— Я думал, ты не придешь.

Она мягко отстранилась, но он почувствовал, как напряглись ее плечи, и пожалел, что в рубке слишком темно и нельзя разглядеть ее лица.

— Я не собиралась.

Ее голос был странным и чужим.

Он увидел, как она залезла в сумочку, затем вспыхнула спичка, и на секунду, пока она прикуривала сигарету, осветились тонкие черты ее лица. Спичка потухла, и опять наступил полумрак.

— Почему… почему не собиралась? — Его рука потянулась к карману куртки. Он вытащил из пачки сигарету, закурил и нервно выдохнул струю дыма. — Почему не собиралась, Клер?

— Я думала.

— О чем, Клер?

— О нас.

Она секунду помолчала, затягиваясь сигаретой, и тусклый красный огонек осветил ее рот и кончик носа.

— И что ты о нас думала? — тихо спросил он.

— Мы не должны больше встречаться.

— Почему? — спросил он с вызовом.

— Не ори. Ты хочешь, чтобы нас весь корабль услышал?

— Извини, — угрюмо пробормотал он.

— Послушай, давай рассуждать разумно. Тебя отправили на базу в госпиталь, и ты встретил там медсестру. Все замечательно, просто превосходно. Я не знаю, почему я согласилась встретиться с тобой после того, как тебя выписали. Но что было, то было. Теперь давай все забудем. Будем считать, что все было прекрасно.

— Забудем?..

— Дай мне договорить, пожалуйста. Мне и так тяжело.

— Ты говоришь так, будто что-то изменилось. Ради бога, Клер, мы встречаемся уже почти месяц. Эти уик-энды в Уилмингтоне… Разве ты…

— Давай забудем об уик-эндах в Уилмингтоне. Этого не нужно было делать.

— Не нужно было делать?..

— Я тебе сказала: не ори.

Он стал нервничать.

Его руки задрожали, и он почувствовал, что теряет самообладание. Такое же ощущение, как тогда, когда Старик отчитывал его на мостике.

Он выплюнул окурок и быстро наступил на него.

— Ты слушаешь? — спросила она.

— Да, продолжай.

— Я хочу тебе сказать, что мне надоело прятаться, делать все тайком. Ты так же хорошо знаешь правила, как и я.

— Правила! Какое отношение они имеют к двум людям, которые…

— Имеют. Очень даже имеют, потому что медицина — мое призвание, и я не хочу, чтобы меня выгнали со службы из-за того, что я связалась с рядовым.[1] — Она со злостью выплюнула эти слова, и они повисли в тишине рубки, роняя капли яда.

— Вот, значит, как.

— Да, так.

— Послушай, Клер…

— Между нами все кончено. Пожалуйста, не пытайся…

— Клер, у меня скоро снова будет увольнительная. Мы могли бы снова поехать в Уилмингтон. Туда же, Клер… Клер, там никто даже не подозревал, что мы в армии. Мы могли бы снова надеть штатское и…

— Нет.

— Клер, ты не можешь вот так выкинуть это за борт.

— Почему, черт возьми, не могу? Вы все одинаковые. Назначаете девушке свидание пару раз и сразу же думаете, что она ваша.

— Пару раз? — Он подался к ней. — Клер…

— Отстань от меня. Неужели ты не можешь понять, что это ни к чему? Неужели ты не видишь этого?

Он со злостью схватил ее за плечи и дернул к себе.

— Нет! — сказал он сквозь сжатые зубы. — Нет, я не понимаю. Я совсем этого не понимаю. Клер, крошка…