– Ну, что скажешь? – спросил Калита у Чачича.

– Твари какие-то ползают.

– По виду форменные червяки, – добавил Андрей Дубасов.

Действительно, весь берег реки был словно завален голыми стволами деревьев. Калита вначале так и подумал – деревья, вынесенные течением, если бы только они не шевелились и не зевали во всю пасть. Зубы у них были похожи на терки.

Калита склонился над «планшетником», масштаб поменялся, и они втроем словно наехали на этих червяков. Шкура у гадов была толстая, как у гиппопотамов. А вот глаз никто так и не разглядел. Зато в реке этих самых червей оказалось великое множество.

С помощью «планшетника» они переместились выше по течению. Город здесь был старым. Очень старым. Крыши провались, а улицы почти исчезли среди развалившихся стен и зарослей мертвой растительности.

– Кто помнит, как шла экспедиция?

– Я читал, что у них было два трактора, – сказал Чачич.

– Сколько может пройти трактор в день?

– Километров двадцать, не больше.

– Меньше, – сказал Дубасов. – Надо учитывать только светлое время суток.

– Значит, за неделю экспедиция прошла не более ста километров. Они еще с собой цистерны с топливом и водой тащили.

– А сколько мы отмахали?

– Примерно столько же за три дня.

– Значит, в любом случае мы вот-вот наткнемся на их следы.

– Но в той экспедиции никто не описывал реку и гигантских червей, – возразил Чачич.

– Размножились, потому что прошло уже больше полувека.

Наконец они увидели следы. Нечеткие, неясные, но именно от трактора. Калита побежал по ним, и предчувствие его не обмануло: они увидели площадь, постамент без памятника и две цистерны.

– В этой была вода, а в этой – дизтопливо, – уверенно сказал Калита.

– Вот еще и волокуша, – обрадовался Дубасов. – Где же тракторы?

– Один, насколько я помню, улетел, – сказал Чачич. – Именно это и явилось концом экспедиции.

– Но остался второй, – сказал Калита. – Если его найдем, то дальше поедем с комфортом.

Он показал пальцем на пыльную волокушу, правый угол которой был разбит в щепки. И вдруг…

– Что это? – спросил Чачич.

Они увидели трупы. Много трупов, которые в этом жарком климате давно превратились в мумии. Трупы были разбросаны по маленькой, уютной, почти деревенской площади. Никто из погибших не ушел за ее пределы. Калита то вплотную приближался к ним, то отдалялся, стараясь выяснить причину смерти. Но черепа и белеющие кости ни о чем не говорили. И только два трупа имели заметные повреждения. По одному словно проехал каток, у другого были сломаны ноги. Он явно уползал с дороги, и умер уже на тротуаре, под стеной.

– Похоже, они умерли от страха. Об этой экспедиции и говорил Артур Бобренок, – напомнил Калита. – Он сказал, что это страшное место и что здесь оживают тракторы.

– Выходит, спаслись трое, – Жоре надоело торчать у окна и он тоже склонился над «планшетником», – некий Андрей Воронин, некий Изя и Артур Бобренок.

– Откуда ты знаешь? – спросил Дубасов.

– Так написано в первоисточнике: двое дошли до «стеклянной стены», а Бобренок, о котором вы, Андрей Павлович, рассказывали, должно, быть вернулся по следам в Дыру.

– Должно быть, – согласился Калита. – Так, почему ты здесь? Марш на пост!

– Так никого же нет, Андрей Павлович!

– Марш! И глаз не спускай! Нам бы только трактор найти, – вздохнул он, и они снова склонились над «планшетником».

Трактор они нашли быстро: в тупике, под обвалившейся аркой. Он словно спрятался от чего-то. А когда приблизились к нему, то поняли, что кабина у него превращена в груду металлолома.

– Слушай, – сказал Андрей Дубасов, – а ведь по нему стреляли. Вот дырка, и вот дырка.

– Точно! – согласился Чачич. – Он убегал!

– Вот почему они прыгали, – догадался Калита. – Спасались!

Жора Мамыра поплелся к своему окну, ворча:

– Чуть что, так «марш!» «исполняй!» А когда надо выручить, то в первых рядах – грудью на амбразуру. Пионера нашли!

Вдруг «планшетник» уперся. Дальше его карты не хватило. Дальше была стена – абсолютно черная. И они не могли понять, то ли действительно следующей карты местности в «планшетнике» нет, то ли это настоящая черная стена, о которой никто никогда не слышал.

Жора уселся на чугунную батарею отопления, подложив доску под зад, и с грустью принялся смотреть во двор, думая о Юлечке. Конечно, Юлечка не шла ни в какое сравнение с его первой любовью, но от этой первой любви не было никакого толку. Любовь получилась однобокой, невзаимной, очень грустной, но Жора не мог ее забыть. Она все время жила в нем, чтобы он ни делал, куда бы ни шел и о чем бы ни думал. «Только вот с Юлей немного забылся», – подумал Жора, привычно наблюдая за обстановкой на местности. Конечно, он знал, что лучше любимая с недостатками, чем нелюбимая с достоинствами, но по молодости еще не мог разобраться в собственных чувствах.