Шрифт:
– Какая же от нее может быть польза?
– Вполне очевидная. Ты бы никогда не решился бросить жену сам. Она имеет над тобой странную власть. Слушай, а может быть, она ведьма? И приворожила тебя каким-нибудь вонючим отваром? Я никогда в подобные вещи не верил, но глядя на тебя…
Боже, останови его! Я больше не могу его слушать!
– Нет! – крикнул Алексей. – Ты не имеешь права так про нее говорить!
– Она ведьма! Дрянь! – отец уже не говорил, а лаял, как разъяренный пес. – Ты должен бросить ее!
– Нет! – снова крикнул сейчас, вспомнив разговор, Алексей и вдруг остановился, с изумлением посмотрел вокруг.
Что такое? Он в лесу? А впереди, в каких-нибудь десяти метрах от него, видна кромка болота? Как он здесь оказался?
– Черт, я ведь приехал за картиной! – вспомнил Алексей.
И облегченно вздохнул. Он просто задумался. В памяти всплыл утренний звонок отцу и кое-что нафантазировал. Нужно вернуться к машине, забраться в нее и уехать из этой проклятой дубовой рощи.
Тенишев хотел уже двинуться в обратном направлении, но внезапно застыл.
У кромки воды стояла женщина в белом платье. Алексей хотел окликнуть ее, но тут она повернулась сама. У нее было бледное, отечное лицо. Светлые волосы спутались и свисали с головы отвратительными свалявшимися прядями. На лице и на шее темнели какие-то пятна. Художник попятился и прикрыл глаза рукой. Потом отнял ее.
Женщина по-прежнему смотрела на него. И теперь он разглядел, что это были за пятна – пиявки! Отвратительные черные пиявки!
Из груди вырвался тихий вздох, больше похожий на стон. Тенишев зажмурился. Постоял так немного. Наконец решился снова взглянуть. Женщины не было. Только трава, кустарник и берег, поросший осокой и камышом.
– Я слишком устал, – произнес Алексей вслух. – И еще эта картина…
За спиной у него хрустнул сук. Художник судорожно дернулся, глаза его расширились, лицо исказила гримаса ужаса.
Не поворачивайся! Только не поворачивайся! Обогни кустарник по кромке болота и иди к дому. Только не поворачивайся. Потому что если ты снова ее увидишь – ты умрешь!
Странный тихий голос звучал то ли снаружи, то ли в мозгу Алексея.
Налившиеся свинцом ноги шаг за шагом повели его к болоту. Усилием воли Тенишев заставил себя остановиться. Прав был отец, когда называл его слабаком. Какой он, к черту, мужчина, если не может обернуться и посмотреть правде в глаза? Нафантазировал себе черт знает что, а теперь штаны готов обмочить от страха.
«За спиной у меня никого нет, – убеждал самого себя Алексей. – Только лес. Сырой лес».
Там никого нет? Почему же по рукам и лицу Алексея поползли мурашки, а волоски сзади на шее встали дыбом, будто вдруг стянуло кожу на затылке?
Давай же, приятель, обернись! Докажи, что ты мужчина! Но если ты снова увидишь ее…
Тенишев хотел обернуться, но тем не менее опять шагнул вперед. Под ногой у него чавкнула жижа, и этот отвратительный звук показался ему неестественно громким. Он почувствовал, как мошонка его сжалась и покрылась гусиной кожей.
И все же Алексей обернулся, почти убежденный в том, что сразу же увидит ее. И он не ошибся. Женщина стояла сзади, всего в двух шагах от него – страшная, в белых лохмотьях, с распухшим и посиневшим лицом. Глаза ее, черные, без белков, вдруг зашевелились и начали вылезать из орбит. Секунду спустя Тенишев понял, что вовсе не глаза, а пиявки – черные, блестящие, мокрые – выползают из пустых глазниц.
Алексей затрясся всем телом и заскулил, как маленький ребенок:
– Мама…
Плечи и грудь под шерстяным свитером пробрал ледяной холод. По внутренней стороне бедра потекла горячая струя.
Пиявки закачались и почти одновременно упали вниз, шлепнувшись в мокрую траву. Глядя на Алексея пустыми глазницами, женщина стала медленно поднимать покрытые гнилостными пятнами и воняющие болотом руки.
Тенишев закричал, однако с губ его не сорвалось ни звука. Он попятился. А незнакомка – страшная, распухшая, сочащаяся болотной жижей – шла за ним, не видя его, но чувствуя его запах, подняв руки и стараясь коснуться пальцами его лица.
И вдруг земля ушла у Алексея из-под ног – холодная вода болота обняла его за грудь и плечи. Тенишев не сразу понял, что тонет. А поняв, забился, стараясь подгрести к берегу и схватиться за траву. Но все усилия оказались напрасными. Ноги, не чувствуя опоры, тяжелые, бесполезные, как культи или протезы, тянули за собой вниз все тело.
– Помогите! – придушенно вскрикнул Тенишев.
Последним судорожным рывком он попробовал ухватиться за ветви кривого молоденького дуба, склонившегося над болотом как бы в почтительном поклоне, и рука его даже коснулась ветки, но та тут же выскользнула из мокрых пальцев. Трясина сдавила Алексею грудь, обожгла ледяным холодом шею и неумолимо потащила на дно.