Свинья у чимбу — символ ценности, деньги, капитал, сбережения. Многочисленные свиные челюсти костным ожерельем украшают частокол вокруг деревни каждого клана, свидетельствуя о достатке ее обитателей. Свинья — ценнейший «обменный товар». Человек откармливает свинью не столько ради своего пропитания, сколько для обмена с прочими кланами, создавая таким образом отношения взаимной выгоды или просто симпатии. Свинью закалывают или, лучше сказать, приносят в жертву лишь в связи с торжественными событиями: по случаю рождения ребенка, посвящения, свадьбы, смерти. Убитую свинью, естественно, съедают, что составляет дополнительный аспект ее ценности. Кроме того, поджаренное на костре свиное мясо обладает магической способностью вселять в души людей стремление к миру.

«Именно в этих краях, — рассказывает падре Мантовани, — снимался фильм „Проклятая жизнь“, где есть такие кадры: женщина кормит грудью одновременно ребенка и поросенка. Но это неправда. Подобного обычая здесь не существует. Деятели от кино сознательно исказили действительность, чтобы придать картине сенсационность. Над несчастной женщиной, которую киношники заставили это сделать, так насмехался потом весь ее клан, что бедняга чуть не наложила на себя руки».

Кстати, о сенсационном. Я спросил у падре Мантовани, что ему известно о наводящих ужас знаменитых «головорезах» Новой Гвинеи. Тот ответил, что если здесь и режут головы, то лишь в наказание за определенные преступления. Так, недавно одна девушка отрезала голову юноше, поскольку сочла, что тот ее оскорбил.

Прошу рассказать мне о «Карго-культе», то есть культе самолета, и падре Мантовани объясняет: во время последней войны на побережье Новой Гвинеи приземлялись военные грузовые самолеты со всевозможным добром, которое белые люди или желтые, из Японии, бесплатно раздавали аборигенам, чтобы держать их в повиновении. Аборигены же, простой и практичный народ, стали чуть ли не поклоняться этим большим птицам, спускавшимся на их землю и приносившим с собой «манну небесную».

Я тоже раздаю бесконечные подарки, чтобы заручиться дружбой аборигенов, и, видимо, есть риск, что вскоре здесь, на тропинках с моими следами, возникнет какой-нибудь особый «Маури-культ».

Раз в четыре года, то есть по истечении срока, необходимого для выращивания нового поколения свиней, все кланы чимбу собираются на великий праздник «канта-канта», который подчас длится до двух месяцев и в течение которого закалывают тысячи свиней. Именно во время «канта-канта» происходит посвящение юношей.

Это впечатляющий обряд. Юноша обходит одну за другой хижины, где живут девушки, распевая песнь любви, до тех пор, пока какая-нибудь из них не ответит ему. После того как девушка позволила выбрать себя, молодой человек просит у своего отца разрешения переговорить с ее отцом. Если двум кланам не удается достичь договоренности, юноше приходится искать другую невесту. Если же договоренность достигнута, то клан жениха обязан заплатить крупный выкуп клану невесты. Выкуп свидетельствует об уважении к женщине и о ее важной роли. Клан, теряющий девушку, получает взамен богатство, стоимость которого соответствует восьмистам рабочим дням, что у чимбу выражается в большом количестве перьев райских птиц, ракушек, топоров, а с недавнего времени — и в австралийских долларах.

Во время «канта-канта» мужчины и женщины танцуют и поют. Вот слова их песен: «У Буне, Дигелане, Кавалинга (названия лесных деревьев) множество цветов; прилетают птицы и садятся на их ветви»; «Капул (так называется какой-то зверек) живет на высоких-высоких деревьях, приходит охотник с луком и убивает его». Каждый куплет повторяется и повторяется в неистовом сопровождении барабанов, пока участники праздника не впадают в экстаз, уронив головы на грудь.

Завтра я покину деревню Иобаи, чтобы совершить восхождение на Монт-Вильгельм, самую высокую вершину восточной части Новой Гвинеи. Всю ночь не смолкают «небари» — духовые музыкальные инструменты из бамбуковых стволов. Они воспроизводят голоса женщины и мужчины, уже переселившихся в мир иной и возвещающих оттуда о начале «большого канта-канта». У чимбу не существует таких абстрактных понятий, как красота, величие, неизмеримость, истина, добро, зло. Здесь все имеет конкретное реальное выражение. Вот почему я слышу от падре Мантовани не обычные слова «желаю мира на земле всем людям доброй воли», а «канта-канта всем людям, которые трудятся».

Странно. Пока я находился у себя в Лекко, Монт-Вильгельм представлялся мне фантастической труднодоступной вершиной, покрытой густым лесом, где кишат змеи и головорезы. Теперь же, с удовольствием преодолевая трудности восхождения, я не вижу в ней ничего особенного. Тем не менее продолжаю подниматься, поскольку вся прелесть подобных восхождений именно в радости преодоления препятствий на пути к тому, что не имеет собственной ценности, или, лучше сказать, имеет ценность, которую не видишь, но ощущаешь как надежду.

После шестичасового безостановочного пути по колено в грязи достигаем высоты 3900 метров и останавливаемся на берегу восхитительного озера ледникового происхождения. И поскольку мы все-таки на экваторе, растительность здесь такая же пышная, как и внизу. Пошел дождь, сразу стало холодно. Ночуем в соломенной хижине. Обнаженные носильщики чимбу разжигают костер и укладываются вокруг него, словно в обнимку с огнем.

В пять часов утра вместе с падре Мантовани и Адальберте в сопровождении четырех носильщиков приступаем к заключительной части восхождения. Идем вдоль берега озера под названием «Мать» и поднимаемся до другого озера, именуемого «Отец».

Вблизи вершины обнаруживаем обломки крупного самолета. Перед последним участком носильщики чимбу останавливаются. Они отказываются продолжать путь, ссылаясь на то, что дальше идти незачем, там, мол, одни камни и нет никакой пищи. Мы же доходим до самой вершины, чтобы водрузить на ней флаг нашего клуба «Пауки из Лекко». И если бы у меня не было с собой такого флага, я бы собственноручно смастерил его из куска тряпки. Иначе и сам бы не пошел дальше. Наш клубный флаг всегда со мной, потому что в минуты, когда кажется, что нет больше сил, он помогает мне упорно идти вперед.