Интересным оказывается сравнить археологически городскую усадьбу новгородского боярина с его же сельской усадьбой. Такие сельские усадьбы несколько раз были раскопаны. На городской усадьбе культурный слой составляет многометровую толщу, будучи насыщен остатками разновременных построек. В сельской усадьбе его практически нет. Сюда боярин приезжал ненадолго и не каждый год для личного контроля за полевыми работами (как это делала, к примеру, мать посадника Онцифора Лукинича), но никогда не жил здесь постоянно. Владея громадными вотчинами вне Новгорода, он всегда оставался горожанином. И не просто горожанином, а новгородцем, столичным жителем.

Свой город он называл просто городом. «Велишь мне ехать в город или сам поезжай сюда», – пишет в XIV в. боярину Феликсу его родственница Феврония (грамота № 415). В том же столетии некий Гаврила Посеня приглашает в гости своих родственников: «Поклон от Гаврилы Посени к зятю моему Григорию, к куму и к сестре моей Улите. Поехали бы вы в город к радости моей, а своего обещания не отложили. Дай бог вам радости. Мы лее все свое обещание помним» (грамота № 497). «А дороганичей (жителей деревни Дороганичи) шли в город»,- советует в конце XII в. Петр своему адресату Авраму Матвеевичу (грамота № 550). И этой особенности есть свое объяснение.

Если взглянуть на карту древнерусских городов (такие карты составлены по данным письменных и археологических источников), то легко заметить, что они расположены очень неравномерно. На Киевщине, на Волыни, в Белоруссии, в центральной Руси их много. В Новгородской земле городов почти нет. Только Руса и Ладога возникли рано. Остальные – такие, как Порхов, Копорье, Ивангород, Ямы, Орешек, строились в сравнительно позднее время как крепости, защищавшие Новгород на дальних подступах к нему.

Одной из главных причин обилия городов в русских княжествах было стремление тамошних бояр к независимости от своего князя-сеньора. Центром жизни такого боярина оказывалась загородная усадьба-замок, где он становился князем, самовластно распоряжаясь зависимыми от него людьми. Вокруг таких замков вырастали посады, превращая усадьбу в город.

В Новгороде, напротив, боярин стремился в столицу, и его самостоятельность там укреплялась участием в боярском управлении, возможностью добиться высокого государственного поста, вплоть до избрания в посадники. Такая концентрация бояр в городе и была одной из самых важных причин победы республиканского боярского строя. Располагая более чем значительными земельными богатствами за пределами Новгорода, но живя в самом Новгороде, они противостояли князю как собранная в один кулак значительная сила, оказавшаяся способной победить князя и взять власть в собственные руки.

То, что рассказано о концентрации новгородских землевладельцев в Новгороде, имеет самое прямое отношение к обилию новгородских берестяных грамот. После того как они были открыты в Новгороде археологи стали обнаруживать их и при раскопках других древнерусских городов. 14 берестяных грамот найдено в разные годы в Старой Руссе, 10 - в Смоленске, 4 - в Пскове, одна – в Витебске! Конечно, масштаб раскопок этих городов не идет ни в какое сравнение с новгородским. И, нужно думать об увеличение археологических работ со временем придет к значительному пополнению этих берестяных коллекций. Но, по-видимому, число новгородских берестяных грамот всегда будет во много раз превосходить их количество в других городах, где береста сохраняется хорошо. Ведь само берестяное письмо вызвано к жизни необходимостью дальнего общения. Передать что-либо другому человеку, живущему неподалеку, легче было, навестив его. В Новгороде необходимость такого дальнего общения была более настоятельной, чем где-нибудь еще на Руси, поскольку нигде больше не наблюдается столь массового территориального разделения землевладельцев и их земельных владений. И подавляющее большинство берестяных писем, найденных на боярских усадьбах, написано далеко от Новгорода, там, где жили крестьяне, в деревнях и селах Новгородской земли.

Сделав такое наблюдение, нам следует теперь остановиться на том результате открытия берестяных грамот, который раньше всех привлек к ним внимание историков. Речь идет об установлении замечательного для истории русской культуры явления; написанное слово в новгородском средневековом обществе вовсе не было диковинкой. Оно было привычным средством общения между людьми, распространенным способом беседовать на расстояния хорошо осознанной возможностью закреплять в записях то, чего не может долго удержать память. Переписка служила новгородцам, занятым не в какой-то узкой сфере специальной деятельности. Она не была профессиональным признаком. Она стала повседневным явлением.

Разумеется, семьям, жившим некогда на территории раскопанных археологами усадеб, была свойственна разная степень грамотности. Рядом с грамотными людьми жили неграмотные, и рядом с образованными семьями жили необразованные. Это естественно. Но для нас важнее то, что рядом с неграмотными людьми и семьями жило много грамотных людей и семей, для которых чтение и письмо стали таким же естественным делом, как еда, сон, работа. Уже само количество найденных грамот поразительно и способно навсегда перечеркнуть мнение об исключительной редкости грамотных людей в Древней Руси. Еще более внушителен состав авторов и адресатов писем. Кем и кому они написаны?

Феодалы пишут своим управляющим, ключникам. Ключники пишут своим господам. Крестьяне пишут своим сеньорам, а сеньоры - своим крестьянам. Одни бояре пишут другим. Прихожане пишут своим попам, а попы- прихожанам. Ростовщики переписывают своих должников. Ремесленники переписываются с заказчиками. Мужья обращаются к женам, а жены – к мужьям. Дети пишут родителям, а родители – детям.

Вот грамота № 242, документ XV в.: «Цолобитье от Кощея и от половников. У кого кони, а те худе, а у иных нет. Как, осподине, жалуешь хрестыян? А роясь, осподине, велишь мне молотить, как укажешь». Авторы письма- ключник и крестьяне, обрабатывающие господскую землю за половину урожая. Они жалуются на бедность и отсутствие коней: «У кого кони есть, те плохи, а у других вовсе нет».