Она сдается. А Уэйнрайты никогда не сдаются.

Пенелопа уныло закрыла папку, и вдруг с дороги до нее донесся знакомый шум. Она подняла голову и увидела, как красный «торнадо» мчится по дороге. Бру! Наконец-то. Медленно выпрямившись, она смотрела, как он подъезжает, и старалась возвратить свое прежнее негодование. Но, к несчастью, почти весь гнев куда-то пропал.

Как всегда со скрежетом затормозив, Бру распахнул дверь и выскочил на асфальт. Увидев, что Пенелопа стоит на пороге, он на мгновение остановился. Наверное, боится, что сейчас я обрушу на его голову свою папку, мрачно подумала Пенелопа, заставляя себя улыбнуться его заросшей физиономии. Она не позволит Бру взять над ней верх. Ни за что.

Бру огляделся вокруг. Потом, видимо поняв, что выхода нет, прошел через площадку и ступил на первую ступеньку крыльца.

— Вы опоздали. — Пенелопа могла гордиться своим профессионально-спокойным тоном. Сказать по правде, ей хотелось сбежать со ступенек вниз и удавить его.

Бру пожал плечами:

— Не управился раньше.

Изобрести что-нибудь новенькое он не потрудился.

— Вы хоть раз слышали, что есть такая вещь — телефон?

Нетерпеливо вздернув подбородок, Бру с вызовом посмотрел Пенелопе прямо в глаза:

— Послушайте, Пенелопа, а нельзя ли подождать с лекцией? У меня был трудный день, и я хочу есть.

— Нет! — воскликнула она, яростно швыряя бумаги в свою сумку, лежащую на перилах. Бру широко открыл глаза, словно она необычайно его удивила, и его верхнюю губу искривила улыбка. — Думаете, я не хочу есть? Уже почти десять часов вечера! Я тоже не ела с полудня! — Сверкая в негодовании глазами, она спустилась на его ступеньку.

— Почему?

— Потому что я вас ждала! Я всю неделю только и делаю, что жду вас, сама не знаю зачем. Мне надо было в первый же день бросить эту дурацкую затею, и если бы не… не… — К собственному ужасу, она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. — Неважно. — Он не должен знать, почему ей так необходима эта работа. Те, кто родился с серебряной ложкой во рту, никогда не поймут цены заработанного нелегким трудом доллара. У Пенелопы дрожал подбородок. Успокойся. Соберись. Успокойся, приказала она себе, сделав глубокий вдох и медленный выдох.

И опять: вдох — ради необходимого спокойствия.

Выдох — избавляясь от бесполезного гнева.

— Я не просил вас голодать, пока меня нет.

— Меня наняли для работы! И я просто пытаюсь… делать свою работу! — завопила она и тут же — совершенно непрофессионально — разрыдалась. Сама ужасаясь своему поведению, Пенелопа зарылась лицом в бумаги.

— О-о, ч-черт…

Стуча сапогами, Бру подошел к ней вплотную и взял ее за руку. Она почувствовала, как он пытается отнять от ее лица бумаги. Пенелопа отвернулась. Конечно, тушь теперь ручьем течет по щекам, подумала она, вытирая слезы концом галстука.

— Эй, — негромко сказал Бру, не выпуская ее локтя. — Ну, не надо плакать, малышка.

В его голосе появилось нечто такое, чего раньше не было. Сочувствие. Понимание. Симпатия. Что-то человеческое.

Пусть оставит свою жалость при себе, со злостью думала Пенелопа. Ей нужно уважение. А этого она не добьется, стоя тут и хлюпая носом, как ребенок. Она не хотела смотреть ему в глаза, заранее зная, что если сделает это, то уткнется лицом в его рубашку и расплачется еще сильнее. Без сомнения, выглядит она ужасно. Нос у нее всегда становится ярко-красным, когда она плачет.

Пошарив в кармане, Бру вытащил чистый носовой платок с монограммой и протянул ей. Пенелопа с благодарностью взяла его и принялась приводить себя в пристойный вид. Платок был мягким, и от него пахло кожей, тканью и еще чем-то необычным и захватывающим, что было очень похоже на самого Бру. Пенелопа постаралась собраться и почувствовала, как его руки поднялись от ее локтей к плечам и принялись мягко массировать шею, снимая напряжение. К ее изумлению, это оказалось восхитительно, и она почувствовала, как успокаивается под его ласковыми руками.

— Что вы скажете, если я приглашу вас на ужин? — спросил Бру. Его глубокий бархатистый голос мягко звучал прямо над ее ухом. Пенелопа ощутила его взгляд на себе. — Кстати, заодно мы просмотрим ваши планы, — подольстился он, кивая на пачку бумаг, которые она сжимала в руках.

— У меня… н-н… — она напоследок высморкалась в платок, — нет аппетита, — выдавила она, сознавая, что говорит капризным тоном. На самом деле ее желудок сдавливал голодный спазм, и она передернула плечами. Это унижение когда-нибудь кончится? Куда делась умная и спокойная женщина, приехавшая сюда утром в понедельник?

— Да, конечно. У вас нет аппетита. — Взяв ее за плечи, Бру без церемоний стащил ее вниз по ступенькам к пикапу. — Идемте. — Он повел ее через площадку, крепко держа за плечи.

— К-куда мы едем?

— Ужинать.

— Но зачем? — Ее глаза, еще полные слез, словно два голубых озера, моргая, смотрели на него. — Может быть, проще и быстрее взять что-нибудь на кухне? — оглядываясь на дом, спросила она.

Да. Проще, быстрее и куда безопаснее. Но Бру никогда не искал легких и безопасных путей. Открыв пассажирскую дверцу, Бру подсадил Пенелопу и помог ей забраться внутрь.