Шрифт:
Он не видел и не слышал того, что творилось вокруг, до тех пор, пока властный окрик Рультетегина не заставил его вернуться на землю:
— Довольно, мельгитанин! Теперь твое сердце открыто. Ты готов слушать. Пойдем, я расскажу тебе все, что ты должен знать.
Белов очнулся. Они с Рультетегиным стояли в центре большого круга; десятки внимательных глаз напряженно ловили каждое их движение.
Все было таким же, как и несколько секунд назад, и в то же время совсем другим, более загадочным и значительным. Любая травинка заключала в себе некую тайну, любой вздох становился звеном в общей цепи событий.
— Тума! — позвал Рультетегин собаку.
Пес коротко тявкнул. Слепой обернулся на звук, подошел к своим вещам и стал одеваться.
Он надел кухлянку, повесил на грудь плоские коробочки (Белов так и не знал, что в них) и взял посох. Он не стал цеплять к поясу короткий нож в ножнах, сунул его за пазуху и сказал, обращаясь к Тергувье:
— Павел! Покажи Туме, где твоя юрта.
Тергувье подошел к собаке и махнул рукой в сторону дальнего шатра:
— Тума! Туда ходи!
Четвероногий поводырь, казалось, прекрасно понял, что следует делать. Он натянул длинный поводок и повел хозяина к жилищу Тергувье.
Тума вел за собой Рультетегина, Рультетегин вел за собой Белова. Наверное, со стороны это выглядело забавно: собака — слепой — и Александр… Но Белов нисколько не сомневался, что они идут правильным путем.
Едва часы показали шесть вечера, Ватсон отложил книжку и спустился на первый этаж, в центральный зал.
Витек, как и прежде, сидел за столом, уставившись на мобильный Лайзы.
— Ну? Что? Никто не звонил? — спросил Ватсон.
Злобин озадаченно почесал в стриженом затылке.
— Да нет. Звонил какой-то мужик. С американским акцентом. Спросил мисс Донахью. Я говорю: «Она отдыхает. Кто ее спрашивает? Что передать?»
— А он?
— А он… Говорит: «Пусть отдыхает. Передайте ей, чтобы ни о чем не беспокоилась. Все идет очень хорошо».
— И что это, по-твоему, означает? — Теперь настала очередь Ватсона озадаченно чесать голову.
— Понятия не имею… — Витек наморщил лоб. — Он еще добавил: «Все даже в два раза лучше, чем она предполагала».
— В два раза?
— Да. Он почему-то выделил это особо. «В два раза лучше».
— Странно… — Ватсон принялся размышлять над этой фразой. Почему именно в два, а не, скажем, в полтора или два с четвертью?
Если предположить, что догадки Злобина о предательстве Лайзы (о чем Ватсону, естественно, даже и думать не хотелось) недалеки от истины, значит ли это, что ее гонорар увеличился вдвое? И почему голос с акцентом? Что за акцент?
— Витек, ты уверен, что все делаешь правильно? — осторожно спросил Ватсон. — Может, дела обстоят несколько не так, как ты думаешь?
— Да я и сам уже не знаю, что думать, — сказал Злобин. — И главное — не знаю, на кого думать. Кто из нас дятел? Кто стучит Зорину?
Ватсон пожал плечами.
— Боюсь, мне нечего тебе ответить. Давай пока оставим все, как есть. Дождемся Сашу, и вместе все выясним. Хорошо?
— Разве есть другой выход? — мрачно отозвался Витек. — Ну, а ты чего? Будешь звонить Шмидту?
— Конечно. Я для этого и пришел.
— Звони. — Витек подвинул Ватсону телефон.
Доктор набрал номер мобильного Шмидта и некоторое время вслушивался в длинные гудки. Трубку никто не брал. Наконец, когда Ватсон уже почти отчаялся, гудки прекратились, и сердитый голос произнес:
— Да! Слушаю!
— Дима, привет! Это Станислав. Вонсовский, — представился Ватсон.
— А! — обрадовался Шмидт. — Привет, док! Как у вас дела?
Ватсон переглянулся с Витьком. Дела были не то чтобы уж очень хороши, но распространяться об этом не стоило. Тем более, по мобильному.
— Все нормально. А у вас?
— А у нас — полтора литра за сутки! Полный мешок! — гордо заявил Шмидт и, понизив голос, добавил: — Ну, ты-то как доктор, должен понимать?
Честно говоря, Ватсон не понял ни слова, но на всякий случай согласился.
— Полтора литра — это здорово… А как Ольга?
— Ватсон, ты чего? — искренне удивился Шмидт. — Чем слушаешь? Говорю ж тебе — полтора литра за сутки! Наршак ее очень хвалит!
— А-а-а, ну теперь понятно! — воскликнул Ватсон, хотя он так и не мог взять в толк, что имеется в виду. Но и выяснять все в подробностях не очень-то хотелось. — Дима! Ты можешь сделать одну вещь? Это… очень важно, — «почти как для тебя — полтора литра в сутки», — чуть не добавил он, но вовремя сдержался.