— Том, хочешь, я напишу твой портрет на фоне зелёной воды и цветущего разнотравья?

Сушкин не хотел и сел к живописцу спиной. Платоша не обиделся. Стал писать разнотравье без Сушкина — с облаками и торчащими на островках деревьями…

Печаль коснулась каждого, хотя, казалось бы, и не было общей причины. Песен теперь не пели. По вечерам убирали с самовара яйцо, ставили заварку, садились пить чай. Капитан, чтобы развеять меланхолию, рассказывал иногда про свои приключения. Сушкин слушал рассеянно, он уже был сыт историями о крокодилах на отмелях, зимовках в полярных устьях, карнавалах в портовых городах и коварных боевиках разных мятежных армий… Но одна история все же показалась ему интересной. Как бы легла поверх всего, что он слышал раньше. Показалось, что в ней обошлось без привычных капитанских фантазий…

Капитан ровным голосом излагал, как он с приятелями (а точнее выражаясь — сообщниками) искал сокровища какого-то индейского племени в джунглях у притоков реки Укаяли. Был он тогда не капитаном, а старшим помощником на пароходе «Боливар» («Бол ивар», — говорил капитан Поль).

— Об этих сокровищах там ходило много слухов. И немало лихих компаний пыталось их отыскать. Говорили, что жрецы племени Гуайя Рохо укрыли священные сосуды из червонного золота под гигантским жилищем жёлтых муравьёв Только, где этот муравейник — пойди, отыщи… Ну, я и три моих товарища пошли другим путём: сначала стали искать не муравейник, а знающего человека — проводника. И нашли. Это был житель тех мест, Хуан Педро Сагреш. Чем-то похожий на индейца Джо из книжки про Тома Сойера, — дядя Поль мельком взглянул на Сушкина, — только более порядочный по натуре — злой, отчаянный, но честный… Он утверждал, что знает, где расположен муравейник, от своей бабки, немой колдуньи. Она ему однажды начертила на песке дорогу к нужному месту… Хуан взялся проводить нас к муравейнику, если обещаем ему, что поделимся добычей и поможем добраться до Европы. Что этому парню надо в Европе, мы не знали — может, заметал следы после каких-то нехороших приключений в родных краях. Да и какое нам было дело? У других ребят тоже не все было чисто за кормой… Мы поклялись Хуану, что выполним его условия, и он повёл через джунгли. Пароход встал в городке Сан-Розарио де Кастаньетто, на берегу одной из проток, ему нужен был ремонт. Командиром остался второй помощник, а мы, пятеро, двинулись через тропический лес перешейка к другой протоке…

Ну, сколько всего было в пути, это отдельная история. Все уцелели, и за это хвала Деве Марии… Шли четыре дня, а наутро пятого Хуан Педро Сагреш вывел нас к Паласио де Оро — так он называл таинственное жилище муравьёв…

Оро — по-испански золото. И муравейник в самом деле сиял, как золотая гора.

Он стоял среди зарослей, в окружении вековых деревьев, названия которых мы не знали. В двух сотнях шагов от протоки Аква Негра. Почему его раньше никто не увидел? Ну, во-первых, место было дикое. А во-вторых, муравейник так отражал солнце, что большее время суток оставался незаметным. Какой-то закон оптики. Но в тот час, когда мы вышли на поляну, муравейник сиял, как золотая вселенная…

Почему вселенная? Сейчас объясню. Это была гора высотой метров двадцать… Но «гора» — слово не точное. Во всякой горе есть неровности, а это был конус удивительно точной формы. Словно его возводили лучшие инженеры. Может быть, даже инопланетяне какие-то… Казалось бы, «вселенная» — слово слишком великанское даже для большого конуса, но дело не в его высоте, а в совершенстве. Ну да, есть такое понятие — «совершенство». Или ещё говорят «гармония». Это когда в строении нет никаких нарушений и оно просто берет за душу точностью формы и красотой. Неземное что-то…

Вот некоторые люди, кто видели египетские пирамиды, тоже сравнивают их со вселенной. Почему? Конечно, пирамиды, они — великаны, да только по сравнению с галактиками все равно пылинки. Однако душа замирает. Не от величины, а от того, что в их простоте и точности есть неразгаданная идея. Мне самому довелось видеть это…Непонятно говорю, да?

— Очень даже понятно, капитан, — сказал Платоша.

И Сушкин подумал, что понятно. Только ничего не сказал.

— Но пирамиды, — продолжал капитан, — они ведь мертвы тысячи лет. А муравейник был живой. Он как бы состоял из миллиардов маленьких существ янтарного цвета. Они были ростом в сантиметр, каждое отливало золотом… И все они занимались делом — не суетой, не мельтешеньем, а какой-то очень важной для них работой…

Муравейник жил по тем же законом, по каким живёт в космосе какая-нибудь громадная галактика. Мне показалось даже, что его от подножья до острой вершины опоясывает чуть заметная выпуклая спираль…

В общем, это был целый мир, космос живущий по программам своей природы…

А золотые сосуды исчезнувшего племени пришлось бы искать в глубине этой громады. Сверкающей и живой. Чтобы добраться до клада, надо было муравейник изрыть лопатами или сжечь…

Мы стояли, опираясь на лопаты и карабины…

Мы все были тёртые парни, без всякой поэтичности и нежности в душах. Особенно Хуан Педро Сагреш. Однако именно он первый сказал:

— Но, чикос… То есть «не надо, парни…» И мы все поняли, что «но». И ушли, не очень даже сожалея об оставленном кладе… Понимаете, было ощущение, что мы сохранили какой-то очень важный для вселенной мир. Конечно, мы не говорили ни о чем таком, только виновато поглядывали друг на друга…

Помолчали. Потом Сушкин спросил:

— А этого… Хуана Педро… взяли в Европу?

— Разумеется! Слово есть слово… Мы потом даже плавали с ним на одном пароходе по Темзе, правда недолго… А то, что эта история — сущая истина, может подтвердить Донби. В Африке я оказался вскоре после возвращения из Амазонских краёв и как раз тогда нашёл этого пернатого друга. Он в ту пору только-только обретал рост и зачатки мышления. И вот однажды у меня в каюте мы увидели тремя парами глаз янтарно-золотого муравья. Он шёл по краю моего гамака. Явно житель того муравейника. В каких карманах он у меня сохранился и как сумел выжить, уму непостижимо! Возможно, такие муравьи умеют впадать в спячку… Прожорливый Дон тут же нацелился клювом на добычу, но я оттащил его за шею, а муравья посадил в носовой платок и отнёс на берег, в заросли африканской мимозы. Подумал: может быть, эти красавцы разведутся и в тех краях?