Шрифт:
На протяжении многовековой истории на Фивы обрушивалось много бедствий. Особенно сильные разрушения постигли город около 85 года — за одно поколение до Клеопатры, — когда было жестоко подавлено большое восстание, уже не первое в этих краях, потому что Верхний Египет неоднократно пытался освободиться от власти Птолемеев. Поездка на юг только что вступившей на престол царицы имела определённое политическое значение. Ещё более важным было её участие в религиозной церемонии в честь одного из богов Верхнего Египта.
Неподалёку от Фив, вверх по течению Нила, находился небольшой, но широко известный городок Гермонтис. Его богом-покровителем был Монт, изображавшийся в виде человека с головой сокола. Этот бог первоначально был символом воинственности и бесстрашия фараонов. Позднее его стали объединять с богом солнца Ра и с покровителем соседних Фив — Амоном, и тогда бог-сокол почти полностью утратил своё самостоятельное значение; образовалась троица: Монт — Амон — Ра. Одновременно всё большее значение в Гермонтисе приобретало другое божество — всё шире распространялся культ быка Бухиса, который жил в огромном храме именно в этом городе и постепенно сделался эквивалентом мемфисского Аписа для южных областей. Как Апис считался воплощением бога Птаха, так в Бухисе стали видеть и почитать живое олицетворение всех трёх богов Верхнего Египта. После смерти очередного священного животного жрецы находили новое; Бухис считался бессмертным. Труп, разумеется, мумифицировался, но не так тщательно, как останки Аписа. Жители Гермонтиса были более экономны — они применяли дешёвые способы приготовления мумий, когда внутренности не вынимались, а просто заливались смоляной массой.
До наших дней сохранилось кладбище Бухисов. Самые древние захоронения были сделаны незадолго до прихода в Египет Александра Великого, последние — в годы царствования римского императора Диоклетиана, то есть в конце III века н. э. Следовательно, культ быка в Гермонтисе засвидетельствован на протяжении более шести столетий. Возник же он, разумеется, значительно раньше, а наибольшего расцвета достиг при последних Птолемеях. Клеопатра, по-видимому, воздала священному животному особые почести.
Найдя нового Бухиса, жрецы прежде всего привозили его в Фивы. Вместе с быком туда же доставляли и его мать, которую с этого момента торжественно именовали «великой коровой, которая родила бога Ра». Из Фив обоих животных переправляли в Гермонтис на барке, сопровождаемой большим числом кораблей. После смерти быка составлялась надгробная надпись, в которой точно обозначались год и день церемонии «вступления» быка в постоянное святилище. Много таких надписей сохранилось до наших дней. Традиционная формула надписей сообщает, что в церемонии принял участие царствовавший в то время монарх. В большинстве случаев можно легко установить, что названная особа находилась в указанное время совсем в другом месте, часто весьма удалённом от Гермонтиса. Однако это не относится к Клеопатре. И надпись об этом составлена менее стереотипно. Кажется весьма правдоподобным, что церемония 22 марта 51 года прошла особенно торжественно, потому что речную флотилию, перевозившую священного быка из Фив в Гермонтис, возглавляла сама царица [49] .
49
Вопрос о совместном правлении Птолемея XII и Клеопатры, а также о её пребывании в Гермонтисе является дискуссионным. См.: Н. de Meulenaere, Chronique d'Egypte, XLII, 84, 1967, стр.300–305.
Несмотря на разрушения, о которых говорилось выше, Фивы неизменно пользовались среди греков широкой известностью как великая сокровищница древнейшей египетской мудрости. Считалось, что фиванские жрецы владеют многими науками, в том числе и чёрной магией. Об этом очень интересно рассказывается во вступлении к одному медицинскому трактату. Его автор, некий Фессал, жил — если верить вводным словам — во времена императора Августа, следовательно, он мог помнить Клеопатру. Возможно, что это небольшое сочинение возникло несколько позднее. Впрочем, это не столь существенно. Важно другое — рассказ Фессала живо и непосредственно знакомит с тогдашними верованиями, проистекавшими из глубокого убеждения, что бог может открыть человеку нечто необычайное и даже дать ключ к чудотворству. Путь же к богу известен жрецам египетских храмов.
Но предоставим слово Фессалу.
«В Азии я тщательно изучил грамматику; я овладел ею лучше тамошних учителей. Поэтому я решил использовать свои знания. Я поплыл в город, который очаровывает и привлекает всех, — в Александрию. Денег у меня было достаточно, и я посещал лекции знаменитых философов, и все они хвалили мою страсть к учению и способности в овладении науками.
С особым старанием я занимался диалектической медициной; мной овладела необыкновенная жажда проникнуть в тайны этой науки. Когда стало приближаться время возвращения на родину, я занялся поисками в библиотеках; медициной я уже овладел хорошо. Наконец мне попалась книжка, написанная фараоном Нехепсо; в ней говорилось о двадцати четырёх способах лечения тела от всяких болезней при помощи камней и растений, но с учётом знаков зодиака. Величие этой мысли меня просто ошеломило. Но вскоре я обнаружил, что эту книгу следовало бы назвать обманом или плодом невежества. Сколько я ни испытывал рецепты, которые так расхваливал автор, каждый раз я терпел неудачу.
Это было для меня хуже смерти. Я был в отчаянии. Слепо поверив книге Нехепсо, я в письме к родителям похвалился знанием необыкновенных рецептов; я сообщил им также, что вернусь, когда испытаю их действие. И получилось так: в Александрии я не мог больше находиться из-за насмешек товарищей (естественно, что любое смелое начинание вызывает зависть); с другой стороны, я не спешил домой, ибо видел, что не смогу выполнить свои обещания.
В таком состоянии я отправился в путешествие по Египту, подгоняемый ранящим душу жалом. Я искал способа осуществить надежды, которые так легкомысленно стал питать в связи с трактатом фараона; в случае неудачи я готов был совершить самоубийство. Я слышал внутренний голос, который говорил мне, что я встречусь с богами. Поэтому я без устали воздевал руки к небу, смиренно прося бессмертных богов оказать мне милость — явиться во сне или наяву или послать озарение, — чтобы я мог гордиться, вернувшись в Александрию и на родину.
Наконец я прибыл в Фивы, древнейшую столицу Египта, в которой очень много храмов. Там я задержался надолго, главным образом, из-за учёных жрецов, владеющих многими науками. Время шло, и моя дружба со жрецами крепла. Однажды я осмелился обратиться к ним с вопросом — известны ли им какие-либо приёмы магии. Большинство возмутилось. Но один, возбуждавший особое доверие достоинством поведения и преклонным возрастом, не обманул моих ожиданий. Он сказал, что умеет вызывать богов при помощи миски с водой.
Однажды я попросил этого жреца отправиться со мной на прогулку по самой безлюдной части города. Мы дошли до рощицы, в которой царила глубокая тишина. Там я с горькими слезами кинулся на землю перед моим спутником и обхватил руками его ноги. Он с изумлением спросил, что у меня на сердце. И я ответил:
— Моя жизнь в твоих руках. Я должен говорить с богом! Если моё желание не исполнится, я убью себя!
Жрец поднял меня с земли и дружески успокоил. Он обещал выполнить мою просьбу и велел мне поститься три дня начиная с этого момента. Взволнованный до глубины души, я целовал ему руки и благодарил его; слёзы струились из моих глаз. Таков закон природы — внезапная радость вызывает больше слёз, чем горе.
Из-за нетерпения три дня поста показались мне тремя годами. Наконец настал срок. Я вышел из дома на рассвете и поспешил приветствовать жреца; он уже приготовил чистую комнату и всё, что нужно для опыта. Я же предусмотрительно принёс папирус и краски, чтобы записать то, что услышу; но сохранил это в тайне.
Жрец спросил, с кем бы я предпочёл говорить: с тенью умершего человека или с богом.
— С богом Асклепием, — ответил я и добавил, что он увенчал бы свою доброту, если бы позволил мне остаться наедине с богом.
Жрец согласился, хотя был очень недоволен; это было видно по его лицу.
Затем он велел мне сесть лицом к возвышению, на котором должен был появиться бог. Силой таинственных заклинаний он вызвал Асклепия и вышел, закрыв двери на ключ. А я остался почти уничтоженный душой и телом — столь дивное я увидел зрелище. Никакими человеческими словами нельзя описать черты лица и сияние бога.
Асклепий поднял правую руку, приветствуя меня, и сказал:
— Счастливый Фессал! Сейчас бог оказывает тебе милость, а вскоре, узнав о твоей победе, люди будут чтить тебя как бога. Спрашивай, что тебе нужно. Я на всё отвечу тебе от чистого сердца.
Я почти не мог говорить, ибо не владел собой, ослеплённый красотой бога. Наконец я спросил:
— Почему меня постигла неудача, когда я применял рецепты царя Нехепсо?
Асклепий ответил:
— Нехепсо был мудрецом. Он владел всеми тайнами магии. Но он не слышал из уст бога ни одного из тех секретов, которые я тебе открою. Благодаря прирождённой проницательности Нехепсо постиг родство камней и растений со звёздами, но он не мог определить ни времени, ни мест, в которых следует собирать травы. А ведь рост и движение всех плодов зависят от влияния звёзд» [50] .
50
Парафраза текста, приведённого в Catalogus Codicum Astrologorum Graecorum, VIII, 3, 115.
Осенью 50 года, на втором году царствования Клеопатры и её брата-супруга, на страну обрушилось бедствие. Разлив Нила не достиг обычного уровня. Животворные воды Нила не покрыли всех возделываемых полей и не оставили плодородного ила. Народ увидел в этом проявление божьего гнева и предзнаменование несчастий. Было ясно, что неурожай вызовет голод и дороговизну. Наивысший подъём уровня воды в реке бывал ранней осенью, затем вода постепенно спадала. Первые плоды складывались в хранилища весной. Не было сомнения в том, что весна 49 года будет тяжёлой как для населения, так и для молодой царской четы, ответственной за судьбу государства.
А между тем в том же 50 году в Александрии произошли события, которые в политическом смысле грозили последствиями ещё более пагубными, чем слабый разлив Нила — для экономики страны.
Наместником провинции Сирии в это время был Марк Бибул, тот самый человек, который девять лет назад вместе с Цезарем отправлял обязанности консула и упорно, хоть и безуспешно, противился мероприятиям своего коллеги. В частности, он всячески старался помешать Цезарю, получившему шесть тысяч талантов, добиться признания Птолемея XII египетским царём. В настоящее время Бибула тревожили парфяне, угрожавшие Сирии с востока, из-за Евфрата, поэтому он решил укрепить свои легионы отрядами из Египта.