Шрифт:
— Мне нравится ваш резко-континентальный характер.
Она отодвинула его руку.
— Оставьте…
Молчавший техник подсел к толстушке.
— Товарищи, есть предложение перейти в сад!
Все задвигали стульями.
Поднимаясь из-за стола, Волк неосторожно наступил на платье блондинки и разорвал его до самого пояса. Девушки стихли в ужасе.
— Авария, стабилизатор отломился, — определил сочувственно Аксюткин.
Блондинка с печальным недоумением, не моргая, смотрела на платье, и слёзы, горячие, обидчивые, вдруг брызнули, как у ребенка.
Волк упал на колени.
— Лина, Алина Константиновна…
— У-у-у…
— Линочка!
— Нет, нет, я больше никогда не останусь здесь.
Андрей попытался вступиться:
— Он же нечаянно…
— Нет, нет, всё кончено!
— Лина… Андрей, Аксюткин, не пускайте, уговорите её…
Уткнувшись в подушку и вздрагивая, блондинка захлебывалась слезами.
— Я вас люблю, Лина. Я готов отплатить чем угодно. Ну!..
Блондинка сразу умолкла и отвернулась, словно что-то обдумывая.
— Любите? — вытирая ладонью глаза, недоверчиво спросила она.
— Лина… Хотите, застрелюсь?
— Нет.
— Приказывайте!
— Завтра утром вы провожаете меня на самолёте.
— Но…
— Никаких «но». Я так хочу! Иначе мы незнакомы.
— Ладно! — Волк хлопнул ладонью об пол, и все сразу зашумели и пошли в сад.
Андрей сидел с молчавшей гитаристкой на скамейке и слушал долетавшие из кустов стихи:
Милая, мне скоро стукнет тридцать, И земля милей мне с каждым днем. Оттого и сердцу стало сниться, Что горю я розовым огнем. Коль гореть, так уж гореть сгорая, И недаром в липовую цветь Вынул я кольцо у попугая — Знак того, что вместе нам сгореть…— Сгореть вместе с самолётом… ради вас, — тёплым, виноватым голосом отвечал Волк.
Уже под утро Волк попросил Андрея проводить артистку на вокзал, Аксюткину он приказал идти на аэродром и готовить машину к полету.
Волк чувствовал перед Андреем некоторую неловкость. Голос у него набух и осел.
— Андрей, ты не придавай значения вчерашнему. Эта баба мне нравится. По горло. Но, как видишь, дело не клеится. Или я не нравлюсь ей, или… Не пойму. Разобьюсь, но поженимся. Я пойду, надо задание к полетам проработать, а ты проводи её на вокзал. Да смотри там, поухаживай как следует… В отряде скажешь, что отпустил тебя по служебным делам. А о том, что собираюсь лететь, никому ни слова, понял?
— Разумеется…
— Поезд когда?
— В семь.
— Нормально. Итак, замётано! Надеюсь на тебя, как на гору.
Под утро шёл дождь, прибитая, отсыревшая пыль лежала на дороге. Андрей, держа под руку девушку, тащил в левой руке её чемодан. Он не чувствовал усталости. Над телеграфной проволокой, над вершинами деревьев по светло-серому блюду неба, как растаявшее мороженое, струилось облачко.
— Циррус-кумулюс, — сказал Андрей, — перисто-кучевые. Сегодня будет хороший лётный день…
— Откуда это вам известно? — спросила она, взглянув на часы и прибавляя шагу.
— А мы изучаем метеорологию. Вот ночью были кумуле-нимбус, то есть кучево-дождевые.
— Значит, вы предсказатель?.. Предскажите мне на дорогу что-нибудь…
— Замужество.
— Это в пути-то? Ха-ха, какой вы ещё наивный… Отчего у вас такие загнутые ресницы?
— Подмаргиваю часто.
— Ой ли!.. Рисуетесь…
Вот и вокзал… Тяжёлые двери безостановочно пропускали спешащих пассажиров.
— До поезда ещё сорок минут. Пройдемте в буфет.
За чаем она сказала Андрею, что никогда больше не вернется в этот город. Андрей пожалел Волка.
— Почему же вы ему не сказали об этом?
— А зачем? Пусть ждёт. В ожидании есть много прелести, вот подрастете и узнаете. А ему, пожалуйста, не рассказывайте об этом…
— Напрасно. Волк хороший человек. Товарищ. Каждый из нас голову за него положит.
— Нет. Я остаюсь в Москве. Там театр. А что меня ожидает в замужестве: скука авиагородка, белые булочки, теннис? Спасибо, пусть сам…
Андрей слушал удручённо, словно всё это относилось к нему лично. Вот она, пока рядом, своя и уже чужая. Москвичка. А Волк, бедняга…
Сажая её в вагон, Андрей наткнулся на начальника воздушных сил округа Крауниса. Андрей поздоровался. «Тоже кого-нибудь провожает», — подумал он. Но Краунис полез в вагон. «Едет?» Догадка ошеломила Андрея. Он хотел сейчас же бежать на аэродром и предупредить Волка, но до отхода поезда осталось четыре минуты, уйти так, без объяснений, было бы невежливо. С стеснённым сердцем Андрей следил за стрелкой часов. Краунис, уже без фуражки, стриженый, тронутый сединой, вышел в тамбур покурить. Щурясь от солнца, он дружелюбно посмотрел на Андрея выцветшими суровыми глазами. Поезд тронулся. Андрей взял под козырек, и Алина Константиновна замахала пальчиками. Не дожидаясь, когда скроется её белая ручка, он бросился кратчайшей дорогой через товарную станцию предупредить Волка. «Вылетит или нет?.. Будет стараться и из-за чего!.. Ах, дурак, дурак…»