— Есть!

— Прикажите готовить машину. Дополнительные указания получите на старте.

Дожёвывая бутерброд, Андрей пошагал к ангарам. Машины стояли на красной черте.

— Товарищ Алексеенко, готовьте мою машину. Приказание командира части.

— Далеко?

— За командиром отряда…

В это время командиру части вручили телеграмму. «В районе станции Люлино, справа от железной дороги, в лесу сел самолёт. Впредь до особого распоряжения приказываю экипаж от полетов отстранить. Начвоздух Краунис». Не сказав никому ни слова, командир части поспешно сунул телеграмму в карман.

Проверив мотор, Андрей отошёл в сторону покурить: неясность с Волком угнетала его. Мучили сомнения. Вспоминая обещание Волка проводить артистку, Андрей тогда как-то не поверил ему. «Просто спьяна сболтнул».

От комендантского здания мчался зелёный фордик командира части. «Что-то торопится». Андрей бросил папиросу в траву. Командир части выскочил из машины.

— Готовы?

— Так точно!

— Заводите мотор. Полечу с вами я, — Он по карте дал направление.

«Так и есть, — подумал Андрей, — дела неважнец».

Неостывший мотор взял сразу. Из столовой выбежали ребята. Андрей понимал их любопытство. Придержав машину над землёй и набрав скорость, он мягко потянул ручку — самолёт прошёл над самой столовой. Андрей собрался было сделать круг над аэродромом, но командир досадливо хлопнул его по плечу: «Валяй прямо». Самолёт с разворота сразу лёг на курс.

Волк пришёл в сознание от тишины. Ветер злобно шипел хвоёй. Встревоженно каркала ворона. Хотелось отодвинуть восприятие случившегося, и он минуты три сидел, не поднимая век. «Тибу?.. Живой», — радостно определил он.

Руки шевелились. Хорошо! Ноги тоже. Отлично! Неприятность ощущалась во рту. Рот был чужой: не хватало двух передних зубов. «Отделался зубами… А где Аксюткин?» Стекло компаса обожло глаза нестерпимым отражением солнца. Сосны стояли косо, как в шторм мачты. Самолёт висел на деревьях. Волк выглянул за борт — желтохвойная земля была в одной сажени. «Счастливо отделались». Левая плоскость, смявшись гармошкой, приняла на себя весь удар. Правое, отломленное крыло, поднималось стеной. Волк оглянулся назад: сразу бросились в глаза шасси, оставленные на вершине дерева, — колёса висели, как спасательные круги. Фюзеляж переломился надвое. Сзади никого не было. Волк глянул вниз: выпавший техник, широко раскинув ноги, лежал под кустом.

— Аксюткин! — позвал громко Волк, но распухшие, разбитые губы не подчинились и произнесли: — Ксутки.

Техник не отозвался. «Мёртвый?..» Отстегнув пряжку ремня и захватив ящик с аптечкой, Волк спрыгнул на землю.

— Его тревожила неподвижность техника.

— Аксюткин! — наклоняясь, крикнул он.

В ответ открылся один глаз.

— Живой?

Техник беззвучно пожевал губами и утвердительно шевельнул мизинцем.

— Долетались мы, брат, с тобой. — И Волк опустился на колени. — Что это у тебя с носом?.. Сейчас я подниму голову повыше…

Волк забинтовал технику лицо. С ногой дело обстояло сложней. «Лучше не трогать. Это дело врача. Надо что-то предпринимать». Он мысленно прикинул местонахождение самолёта. Определив по солнцу направление, решил идти за помощью.

— Ты лежи, да, смотри, не шевели ногой. Пойду за людьми, понял? Жди меня… — И Волк стал было продираться сквозь кусты, как вдруг над самой головой на бреющем полете проскочил самолёт. По голубой тройке на хвосте он сразу узнал машину Клинкова.

— Аксюткин, Андрюшка здесь!

Самолёт прошёл во второй раз и бросил им перчатку с запиской.

Волк, прихрамывая, кинулся за перчаткой.

В тот же вечер позади лагерных палаток, на сложенных брёвнах, состоялось экстренное закрытое собрание партийной и комсомольской ячеек отряда.

Андрей нервно выпускал изо рта папиросный дым и всматривался прищуренно в холодную, предсумеречную розовость палаток. Они напоминали ему вершины снежных гор. В памяти возникал последний полёт с Волком: «Помнишь, как на земле уже ночь, а вершины гор ещё светятся?.. Вот мы сейчас на вершине…» Эти слова почему-то особенно задержались в памяти. «Ещё вчера все было поправимо, а сегодня… — Андрей сердито, щелчком, сбил с папиросы пепел, — а всё я… Прибеги вовремя — он и не вылетел бы…»

Андрей испытующе оглядывал собравшихся, его особенно раздражало нахмуренное лицо секретаря ячейки. «Этот кого хочешь утопит. Сознательный», — определил он и решил защищать командира до последней капли крови. «Волк — искренний человек. И поступок его от искренней любви…»

Притащили стол и лампу. Чикладзе снял стекло, подышал внутрь, аккуратно протёр скрученной бумагой и, посмотрев стекло на свет, надел его на лампу. «Аптекарь. Этот до всего докопается», — подумал Андрей, следя, как высыхает от огня запотевшее стекло.