Как будто в ответ на мои мысли поступило донесение вахтенного офицера Пэта Гарнера. Он доложил, что разворачивает корабль, так как предполагает, что над нами чистая вода. «Предполагает» — как это странно звучит. Прошлым летом чистая вода либо определенно была, либо ее определенно не было. Взглянув на регистрирующий прибор эхоледомера, я понял, что всех смущает. Час за часом перья прибора вычерчивали сплошной ледяной потолок — миля за милей тянулись толстые льды и торосы, свешивающиеся вниз в виде сталактитов. Но вот перья неожиданно подскочили вверх и начали чертить длинную ровную линию. Но линия была не такая тонкая и четкая, как прошлым летом, когда прибор отмечал над нами чистую воду: слабый намек на то, что поверхность воды чем-то покрыта. Давал ли прибор ошибочные показания, или над нами был тонкий лед?

Мы описали циркуляцию и остановились под этим подозрительным местом. На экране телевизора все было сплошь серо Перископ тоже не помогал: я видел только слабый зеленовато-голубой свет По тому, что я видел, нельзя было с уверенностью сказать, что над нами чистая вода, но надо было учитывать, что даже в девять часов утра солнце едва поднималось над горизонтом. В этих широтах это соответствовало занимающейся заре.

Я приказал Гаю всплывать на глубину тридцать метров, чтобы тщательно исследовать обстановку. Он осторожно начал продувать балластные цистерны, и лодка стала медленно всплывать. Напрасно я отыскивал нагромождения льда с характерными для краев полыньи очертаниями. Кругом, на сколько мог видеть глаз, был слабый зеленовато-голубой свет.

— Кажется, мы находимся под огромным замерзшим разводьем, — объявил я. — Не думаю, чтобы лед здесь был толстый, если через него сверху проходит свет.

Я повернулся к Элу Келлну, который стоял около эхоледомера:

— Какой, по-вашему, толщины этот лед?

— Точно сказать невозможно, — ответил он. — Мы пользуемся слишком мелким масштабом.

— Ну а как вы думаете? — спросил я.

— Лед, по-моему, тоньше одного метра, — сказал он, — но возможно, что его толщина всего десять-двенадцать сантиметров.

Я надеялся избежать всяких случайностей, отыскивая все-таки чистую воду, в которой мы могли легко повторить всплытие уже испытанным методом прошлого года. Но в поисках лучшего можно было потерять и эту возможность.

Я принял решение.

— По местам стоять, пробивать лед! — скомандовал я. — Начинайте всплывать, — приказал я Гаю.

Помещения лодки заполнились шумом работающих помп, и «Скейт» начал медленно всплывать из темных глубин океана.

— Включить прожектора! — приказал я. — Поднять перископ!

С огорчением я убедился, что свет прожекторов мало помогает. Они светили, как фары автомобиля в тумане. Нас окружала плотная желтая мгла. Но даже в этой густой мгле можно было заметить наших друзей по прошлогоднему плаванию — медуз. Их нежные, отливающие всеми цветами радуги щупальца лениво шевелились, когда мы проплывали мимо. В любой части океана, даже здесь, в его самом темном и холодном углу, существует жизнь.

Наконец я выключил прожектора. Мы были уже так близко к поверхности льда, что перископ для безопасности нужно было опустить. Теперь я совсем ничего не видел. Попытка осмотреться с помощью телевизора также не дала никаких результатов.

Тогда мы решили направить телевизионную камеру на ту часть корабля, которая раньше других должна была получить удар при всплытии, — на надстройку.

— Включить прожектор на мостике, — приказал я.

В верхней части экрана появился таинственный, как привидение, пучок света. Высоко наверху можно было видеть неясный диск в том месте, где прожектор освещал лед. По мере того как мы поднимались выше, пучок света становился тоньше и ярче. Каждый из нас инстинктивно приготовился к удару.

Внезапно произошло что-то странное, напоминающее быструю остановку лифта на полном ходу. Меня как будто всего вывернуло. Никакого звука от удара мы не слышали, но вместе с тем пропало и ощущение движения. Только на телевизионном экране световой диск, отражающийся на льду, стал расти и пучок лучей становился длиннее — мы падали вниз!

Я взглянул на глубомер. Оказывается, мы прошли уже тридцатиметровую глубину и продолжали погружаться. Гай Шеффер в отчаянии откачивал из цистерн воду, чтобы остановить стремительное погружение лодки. Цистерны можно было бы и продуть, но, имея над головой ледяной потолок, об этом нечего было и думать. Мы должны были полагаться только на медленное откачивание воды помпами.

Шефферу удалось остановить погружение лодки на глубине сорок шесть метров. С помощью телевизора проверили, не повреждена ли надстройка. Видимых повреждений не было.

— Попытаемся пробить лед еще раз, — решительно сказал я. — На этот раз ударим сильнее.

Мы снова начали всплывать. Снова только шум откачивающих воду помп говорил о движении лодки. Как и при первой попытке, луч прожектора становился все уже по мере нашего приближения ко льду. Затаив дыхание, я уперся спиной в тумбу перископа и, как загипнотизированный, наблюдал за экраном телевизора.