«Ха! Если не придираться к тоннажу корабликов, то выглядит это не хуже, чем Темза перед Лондоном. Интересно, к Азову времён османского владычества тоже приплывало столько кораблей? Надо будет у греков поинтересоваться. Нет, конечно, один галеон [19] , пришедший к пристаням Лондона, мог бы разместить в своих трюмах треть всего, что есть во всех этих судёнышках. Но ведь и мы здесь меньше года. Впрочем… для серьёзного морского порта Азов не подходит однозначно. Вообще Азовское море для больших судов малопригодно. Слишком мелко. В идеале здесь и промышленность лучше не слишком развивать, известно, к чему это приведёт: превращению самого богатого рыбой водоёма в питомник медуз и гребневиков. Но с загрязнением окружающей среды пусть разбираются потомки, а нам надо искать глубоководный порт на Чёрном море. Кавказ для этого мало подходит. Черкесы, даже союзные, – не слишком удачное окружение для экономического центра. По крайней мере для главного. Но с крымскими портами, как и днепро-бугскими, придётся подождать. Воистину правы те, кто говорит, что «нет ничего хуже, чем ждать и догонять». А нам приходится это делать одновременно, да ещё сражаясь на трёх фронтах. Но что толку ныть? Можешь – делай, не способен – рабы здесь в немалой цене, быстро захомутают и пристроят к делу. Например, к веслу каторги».

С огромным удовлетворением попаданец отметил, что идея многокорпусных судов на Дону не умерла, а процветает и развивается. Правда, теперь это не суда, собственно, а лодки, долблёнки-каюки. Обретя балансир, они стали несравненно более остойчивыми и грузоподъёмными. Учитывая важность рыбной ловли для казаков – очень нужное изменение. Каюк успел уже войти в пословицы как символ смерти, теперь на нём можно было выходить и в море. Пока, кстати, самое рыбное море мира.

Велев джуре прибраться на месте пикника, Аркадий взгромоздился на коня и поехал в объезд города, к западным воротам Азова. Сегодня после обеда к ним должны были прибыть люди, освобождённые из татарского полона. Аркадий хотел сговориться с какой-нибудь матроной, не пожелавшей возвращаться в родное село, о пригляде за стиркой, уборкой и готовкой в доме. Всё больше ощущалось, что в нём не хватает женской руки. Попытка купить себе пленницу пока удачей не увенчалась. Все предложенные на продажу казались ему либо малолетками, либо не привлекали физически. А уж если выкладываешь немалые деньги, хочется видеть рядом с собой приятную на глаз и ощупь особу. Рассчитывать, что в караване освобождённых найдётся симпатичная молодуха, было глупо, среди казаков-освободителей хватало холостяков, за время путешествия всем хорошеньким незамужним девушкам и вдовам наверняка уже вскружили голову лихие всадники. Оставалось сожалеть, что не было возможности последовать за дружбаном Срачкоробом, бросившим всё и махнувшим на перехват людоловского чамбула. Да и всадником Аркадий на данный момент был… ну, в общем, не будем о грустном. Конечно, за проведённое в семнадцатом веке время он научился держаться в седле куда увереннее, чем раньше, но не настолько, чтоб гоняться по степи за людьми, которые проводят на коне большую часть жизни.

Подъехав к западным воротам, Аркадий убедился, что успел вовремя. Пылевое облако, поднятое тысячами людских и конских ног, медленно, но верно приближалось. До темноты они все должны были успеть дойти до новой донской столицы. Первым делом спешился, пребывание в пределах досягаемости челюстей Гада напрягало, завёл неспешный разговор с куренным [20] , возглавлявшим охрану ворот. Ждать долго не пришлось, самые нетерпеливые из приближавшегося каравана прискакали вскоре. Среди них был и Срачкороб. Он, чуть замедлив ход жеребца, птицей слетел с седла возле Аркадия. Друзья обнялись, побили друг друга по спинам. Над Срачкоробом образовалось облачко пыли. Степь весьма некомфортна для путешествующих по ней осенью.

Возможно, со стороны высокий и широкоплечий Аркадий и маленький и тощий Срачкороб смотрелись комично. Но несмотря на страстную любовь к шуткам и подколкам («Ради красного словца не пожалеет и отца!» – это именно о них), никто из казаков с издёвками выступать не поспешил. Не нашлось среди присутствующих лихача, желающего посоревноваться в этом с двумя колдунами, особенно со Срачкоробом, уже причисленным к лику оных. И казакам нельзя отказать в логике. Если водится всё время с колдунами, если делает что-то невиданное и страшное, то кто ж он тогда такой, как не колдун.

После обмена, на радостях после разлуки, несколькими восклицаниями и междометиями Аркадий обратил внимание на средство передвижения друга.

– Слушай, Юхим, где это ты такого знатного жеребца себе добыл? Неужто теперь ногаи на таких конях в походы ходят?

– Ну, положим, ногайские мурзы (Срачкороб сам был родом из знатной ногайской семьи) всегда на хороших лошадях ездили. У меня в молодости и получше кони были. Но этого жеребца ногаи добыли в Малой Руси. Они целый табунок гнали, видно, какой-то пан собрался лошадей венгерской породы разводить, да не снабдил хорошей охраной. Теперь я на нём буду ездить.

Аркадий, не скрывая своего восторга, обошёл вокруг жеребца. Пусть не вороной, а гнедой, он смотрелся, на его взгляд, куда лучше, чем его собственный чистопородный кабардинец Гад. Главное преимущество Срачкоробова коня было в росте, высокому попаданцу нравились ТОЛЬКО рослые лошади. И сколько бы его ни убеждали знающие люди, что его Гад – лучше и дороже, ему хотелось пересесть на более высокого и, очень желательно, на более спокойного жеребца.

– А характер у него как, злой?

– Злой? – Юхим привычно полез чесать затылок, простенький вопрос оказался для него неожиданным. – Да… нет. Как для жеребца – он ничего себе, поспокойнее твоего будет. Хотя… жеребец всё-таки, не мерин. Им злобиться полагается.

– Слушай, друже, а давай поменяемся. Ты мне этого жеребца, а я тебе две кабардинские кобылы, любые на твой выбор из моего табуна.

Аркадий предложил и про себя испугался, что сделал слишком скромное предложение, невыгодное для Срачкороба.

«Чёрт! Надо было трёх предлагать! Ладно, он меня знает, жлобом не посчитает, если что – прибавлю ещё кобылку для обмена».

Юхим прищурился и как-то нехорошо посмотрел на друга.

– Что, моего жеребца хочешь?

– Хочу! – искренне признался попаданец.

– Очень хочешь?

– Хм… – чувствуя в этом переспрашивании какой-то подвох, что в общении со Срачкоробом весьма чревато разными… последствиями, Аркадий подтвердил своё желание выменять коня у друга: – Ну… неслабо.

– Тогда отдай мне за него не кобыл, а… – Юхим оглядел настороживших уши слушателей. – То, что у тебя в пещере в руке было. Ну… в самом начале, когда Иван факелы найти не мог.

Несмотря на иносказательную, из-за присутствия посторонних ушей, форму запроса, Аркадий прекрасно понял друга. Тот просил за коня стоимостью в несколько тысяч баксов зажигалку ценой в несколько гривен. Попаданец почувствовал себя торгашом, выменивающим на стеклянные бусы у дикарей алмазы.