Ученица не заставила долго ждать.

— Здравствуй. — Она говорила слегка запыхавшись, точно только что бежала. Впрочем. через лужайку девушка и в самом деле пронеслась вприпрыжку. Судя по всему, вне приемов ее никто не муштровал, выговаривая за неподобающее поведение. Тем более, что выглядеть воплощением царственного достоинства девушка умела — вчера у Эдгара была возможность убедиться в этом. Он поклонился:

— Здравствуй, государыня.

— Талья. Садись.

Эдгар все же дождался, пока она опустится на стул прежде чем сесть самому.

— Судя по твоему виду, выспаться не получилось. — Сказала принцесса. — И как тебе гостеприимство наших девушек?

— Государыня…

— Талья.

— Как прикажешь. Талья, подобные вещи я не намерен обсуждать ни с тобой, ни с кем-либо другим.

Она откинулась на спинку, откровенно изучая стремительно краснеющего учителя.

— А если я прикажу?

— Мне придется не подчиниться.

— Вот как? А ты знаешь, что тебя могут казнить по одному моему слову?

Эдгар выдержал пристальный взгляд. Нельзя сказать, чтобы угроза совсем уж не пугала — от сильных мира сего можно ожидать чего угодно. И все же…

— Господь повелел не бояться тех, кто способен всего лишь погубить тело. Гораздо страшеннее обречь душу на вечную гибель. Я в твоей власти — но душа подвластна лишь Ему — и Ему я и исповедаюсь, когда придет время.

— Воистину, ночью ты предавался душеспасительному занятию. — Хмыкнула принцесса, отводя взгляд.

— Он разберется. И раз уж мы коснулись спасения души — давай начнем с символа веры. Верую…

— Знаю. — Перебила она. — Вот, не дали посплетничать.

— Если знаешь, говори.

— Зануда.

— Я жду.

— Верую в единого господа, сущего вовеки…

Она в самом деле знала символ веры. И катехизис — в этом Эдгар убедился спустя час настойчивых расспросов. Чем дольше шел урок, тем лучше становилось настроение: девушка и впрямь обладала острым умом и хорошей памятью. Вызубрить может любой — понимать немногие, а она действительно понимала, о чем рассказывает. Не ученица, а одно удовольствие. И даже ее капризы не были такими уж страшными — купеческие сынки порой вытворяют и не такое. Расслабляться, конечно, было рано: Эдгар готов был поспорить на что угодно, что принцесса еще не раз попробует проверить его на прочность. Оставалось только надеяться, что ей не придут в голову школярские каверзы вроде намазанного рыбьим клеем стула или натянутой в дверном проеме веревки, за которой приготовлена посудина полная помоев. А девичьи капризы пережить можно. Наверное.

— На сегодня достаточно. — Сказал он, наконец. — Благодарю за беседу, принцесса, она была воистину приятной. Завтра поговорим о том, как вести себя в храме и, наверное, начнем разбираться в таинствах.

Девушка кивнула:

— Как скажешь. Но прежде, чем я тебя отпущу… Расскажи, каков из себя мой жених?

Признаться, в первый миг ученый растерялся. Что сказать о человеке, который удостоил его лишь приветствия, да одного-единственного разговора, больше напоминавшего допрос? Рамона бы сюда — уж тот бы рассказал. Но брата здесь нет, а сам Эдгар знает, пожалуй, немногим больше, чем последний из подданных герцога. Впрочем, что обычно интересует женщин?

— Герцог высок и статен. Приятное лицо, хорошие манеры… Дамы говорят о нем как о галантном кавалере…

— Я не о том. — Перебила принцесса. Портрет я видела. И даже если учесть то, что придворные живописцы способны сотворить с человеком… Боги, видел бы ты мой портрет, от такой расфуфыренной куклы сама бы сбежала, только пыль столбом, будь я мужчиной. — Она рассмеялась. — Но это неважно на самом деле. Даже если счесть, что портрет далек от реальности, с лица воду не пить. Каков он? Добр и великодушен? Мелочен и завистлив? Умен? Бездарен?

— Принцесса…

— Талья.

— Прости, мне сложно судить о человеке, которого почти не знаю. Я всего лишь бастард и в тех кругах, где вращаются люди, подобные твоему жениху, я меньше, чем никто.

— Бастард? — она нахмурилась, пробуя на вкус незнакомое слово. — Кто это?

— Незаконнорожденный.

— Не понимаю.

Эдгар, как мог, объяснил. Потом еще раз, другими словами. Право слово, не будь предыдущих двух часов, он счел бы, что принцесса непроходимо глупа. То, что рожденный вне брака ребенок позор для женщины и вечное несчастье для него самого казалось очевидным — но не для Тальи.

— Я знаю, что вы предпочитаете брать в жены девственниц. — Сказала она. — По мне, это глупо. Даже оставив в стороне то, что неопытная женщина может оказаться просто скучна, особенно если у мужчины недостанет терпения и чуткости да и опыта, если он сам юн… Впрочем, мне трудно об этом судить, не зная мужчины. Но как можно брать в жены женщину, не будучи уверенным, что она родит здоровых детей? Конечно, можно строить предположения… если она широкобедра и крепка телом, если ее мать многоплодна… пусть так, пусть вам хватает этого. — Принцесса снова нахмурилась. — Но я все равно не понимаю: если женщина выносила и родила, и ребенок жив, не болен и не урод… Тот, кто захочет взять ее в жены должен радоваться и гордится: она родит ему сыновей, здоровых и сильных. А ты говоришь, что ее не только не возьмут в жены, но и покроют позором… и хорошо, если не превратят в публичную девку — а чаще всего случается именно это.