Глядя на Цмока, я догадывался, что полянцам придется совсем туго, и даже начал сомневаться, чью сторону принять.

— Ну как? Впечатляет? — Колдун явно был доволен произведенным эффектом. — Между нами союз. Цмок помогает нам завоевать Поляну, а я чарами превращаю его в одного из нас — в любой момент, когда он захочет. Все мы не вечны, но мои перевоплощения намного продлевают жизнь.

— Он огнем плеваться умеет? — украдкой, почти шепотом спросил я.

Отчего-то мне показалось, что узнать об этом просто жизненно необходимо.

— А что, должен? — удивился Кащер и обратился к чудищу: — Цмок, ты разве можешь управлять пламенем?

— Нет, — отрезал гигант, ковыряясь короткой передней лапой в носу одной из голов.

— Какой ты тогда, к черту, Змей Горыныч, — разочарованно вздохнул я. Хотя от того, что Цмок не имел пиротехнических наклонностей, значительно легче не становилось.

— Ну, что скажешь, Арсенал? Присоединяешься? — Колдун с нетерпением ждал ответа.

И что ему отвечать? Вряд ли, если я откажусь вступать в союз, Кащер отпустит меня со словами: «Жаль! Ну ладно, иди восвояси». Я был напичкан ценной информацией по самые уши, поэтому с таким грузом беззаботно ускользнуть мне явно не позволят. Согласиться — значит подписать договор на взятие колдуном в аренду моего тела в качестве подопытного кролика. Плюс парочка-другая модных идей нашего мира.

— Это серьезное предложение. Мне надо подумать, — наконец ответил я.

— Да чего тут сомневаться. У людей нет никаких шансов!

— Он отказывается повиноваться? — Все три головы Цмока в одно мгновение оказались в метре от меня.

Каждая из них была размером чуть ли не в человеческий рост. Я попытался инстинктивно сделать шаг назад, но пачвары невозмутимо продолжали держать меня за руки.

— У нас так принято, — неуверенно влепил я свою традиционную для здешних мест отмазку. — Перед принятием серьезного решения сутки на раздумье. Я уже почти согласен, только не надо на меня давить.

— Ладно, — поразмыслив, согласился чародей. — Тогда завтра, не позже. Уведите его.

Пачвары дружно потащили меня спиной вперед, так что всю дорогу до выхода из пещеры я мог видеть удаляющуюся тушу Цмока и черную фигуру колдуна, освещенных тусклым желтым светом.

Нечистые долго водили меня причудливыми серыми коридорами, винтовыми лестницами и мрачными холлами без всякого убранства и мебели. Мимо постоянно шмыгали по своим делам их собратья с волколаками, впрочем, не обращая никакого внимания на нашу троицу. Наконец мы очутились в небольшом помещении, половина которого была отгорожена решеткой. Твари бесцеремонно швырнули меня в обезьянник и захлопнули клетку на засов. Одна из них осталась сторожить, присев рядом с выходом из комнаты. У меня остались лишь сутки на размышления.

На душе стало невыносимо грустно. Сколько я уже в этом проклятом мирке? Четыре дня? А ощущение такое, будто появился здесь вечность назад. Как же хорошо было дома! Хотя… чего хорошего? Жил один в неопрятной съемной квартире, работал ночами в коллективе отбитых на всю голову вышибал, друзей вообще не было, только знакомые. Не считая Шамана. Да и то — странноватый друг, вечно себе на уме. И чего я добился? К чему стремился? Чего в жизни сделал толкового? Ни-че-го! Сто процентов, меня, кроме Сашки да хозяйки квартиры, никто даже не хватился. Был человек — и нет человека, подумаешь. Единственный светлый лучик за последнее время — это Арлета. Как же хорошо нам было вместе! Эх, будь у меня возможность все изменить — я бы не задумываясь ею воспользовался. И с чистого листа жизнь заново начал. Мы могли бы жить в маленькой хижине на берегу очень тихой реки. Как в песне. Арлета ходила бы на свою любимую охоту, а я… хозяйством, что ли, занимался? Нет, это уже бред какой-то. Ну да ладно, а теперь в перспективе что? Мрачное существование в темных лабиринтах по соседству с отвратительными монстрами. С ними даже поговорить невозможно. А их сумасшедшего создателя лучше вообще не встречать на пути. Тоже мне Гитлер и ненаглядные арийцы. А если Кащер исполнит свой жуткий план? Это ведь более чем реально, в компании с гигантским змеем. Что тогда? В этом мире не останется ни одного нормального человека — одни пачвары. Меня, как сейчас, посадят в клетку, и будут показывать маленьким пачваренышам. А потом съедят, когда надоем, или по пьяни на закуску пустят. До чего я докатился? Стало невыносимо жалко себя и, стыдно признаться, жутко захотелось плакать.

— Ветер был прав: мы снова встретились, — раздался рядом смутно знакомый грубый голос.

Я поднял глаза. Напротив решетки стоял тот самый волк, с которым давеча мы познакомились в лесу. Видимо, поиздеваться наведался.

— Какой у вас ветер всевидящий. Научи меня с ним разговаривать, — язвительно ответил я.

— Со мной поговоришь. Вставай, нас ждут дела.

— Великие?

— Ветер говорит — да.

Что ж, любопытно. Учитывая тот недвусмысленный разговор в лесу про нечистых. Тогда я подумал, что волки не слишком рады им. Хотя Кащер утверждает обратное.

Я поднялся. Зверь обернулся к стражнику и тихо рыкнул. Тот неуверенно подошел к решетке. Волк поднял переднюю лапу и прижал пачвару к прутьям. Из груди нечистого вырвался приглушенный сип.

— Убей его, — приказал серый.

— Как? — Я был слегка ошарашен происходящим.

— Быстро убей его! Сверни ему шею!

Я просунул руки сквозь прутья, аккуратно, словно фарфоровую, обхватил голову нечистого и резко рванул вокруг оси. Раздался хруст ломающихся позвонков, хищник отпустил тело пачвары, и оно мешком обвалилось на пол. Ничего сложного, как оказалось. Зверь вновь поднял мохнатую лапу, чтобы открыть засов.

— Ты что делаешь? — Моему удивлению не было предела.

— Вызволяю тебя. Или понравилось?

— В гробу приятней.

— Тогда следуй за мной.

Мы бесшумно крались вдоль холодных, мрачных коридоров. Хищник постоянно тянул носом воздух, на основании чего делал выводы — двигаться дальше или затаиться. Издали периодически доносились звуки шагов, но на пути нам никто не повстречался.

— Говоришь, не по нраву тебе тут? — мимоходом спросил зверь.

— Ну да. Не очень комфортная обстановка. Дизайн хромает…