Шрифт:
— Ваше Величество, что я буду время зря тратить. И так видно, что их высокоблагородия без меня все прекрасно понимают. Что ж они, разве не знают, что пачвары — быстрые и ловкие твари, поэтому нет необходимости зашивать солдат в плотные латы, делая их излишне грузными и неповоротливыми. Медлительных пехотинцев твари просто свалят на землю и выцарапают глаза сквозь щели в забралах. Конечно, генералы снарядят своих бойцов легкими кольчугами и жесткими кожаными накладками. Этого, понятно же, будет вполне достаточно. И как будто судари генералы не понимают, что длинными тяжелыми двуручниками, топорами и молотами по пачваре вовсе сложно будет угодить. Конечно, понимают! Небось, уже начали тренировать солдат и офицеров биться на коротких легких саблях. Ведь знают все, старые хитрые стратеги, знают!
Генералы гордо надували щеки, увлеченно кивая.
— И лучников побольше, побольше. Стрелы тоже нужны легкие. У тварей и так никакой брони, только скорость. А от легких, стремительных стрел не увернутся. Да что я все говорю! Их высокоблагородия давно уже, наверное, всем своим офицерам такие распоряжения раздали.
Что ж, как бы ни было противно, ради общего дела пришлось нагло подхалимничать и льстить. Зато я мог быть твердо уверен — генералы претворят мои советы в жизнь. Князь с улыбкой подмигнул, когда я закончил, — заценил, видать, психологический подход.
— Что ж, — подытожил правитель, — ближайшие задачи понятны, приоритеты расставлены. Итак, всем спасибо, и за дело. За Княжество!
— За Княжество! — нестройным хором подхватили остальные.
Это еще что за новый слоган? Поднимает корпоративный дух, наверное?
Уже в коридоре поручик посвящал меня в тонкости нашего похода на казмадские земли. Атом собирался взять еще троих солдат, отличавшихся от остальных соратников сообразительностью и хорошими навыками. Выход он запланировал на завтра, а чтобы перейти без подозрений границу с королевством, решил замаскировать нас всех под бродячий цирк. Идея крайне удивительная и вязалась с образом серьезного поручика не лучше, чем боксер с декоративной собачкой подмышкой. Атом пояснил, что косить под цирк необходимо, чтобы он под видом жонглера смог без проблем перевезти кинжалы на территорию Казмада. Чародею улыбнулось побывать иллюзионистом, ну а мне, кто бы сомневался, выпала честь попробовать себя в роли клоуна.
Мои сборы длились недолго: нацепил когти под рукава рубахи и… все, пожалуй. Ближе к вечеру меня поймал взмыленный придворный стилист и с причитаниями, что, мол, найти такого неуловимого мстителя, как я, совершенно невозможно, вручил перевязанный пакет. Внутри красовался мой новый рабочий костюм: желто-красный, с отливающим токсичной синевой взъерошенным париком. Ежели кто-то наивно предполагал, будто я когда-нибудь в здравой памяти по своей воле напялю на себя это развеселое убожество, то он слегка ошибался. Хотелось верить, что выданные шмотки пригодятся мне лишь на таможне, и не для того, чтобы потешать доблестных служителей границы, а с целью провести стандартную процедуру: вот клоун, а вот — его униформа. Дабы вписаться без подозрений в стройные ряды циркового коллектива.
Остаток дня заняться было нечем, поэтому я провел его в мечтах и надеждах. Мечтал, что, когда все закончится, Радзивилл поможет быстро найти Арлету. Надеялся, что найду слова, которые убедят ее простить меня. В конце концов, был уверен — охотница непременно выслушает, поймет и вернется. Ведь она у меня такая умница! Ну конечно, поймет, я ж ей не всю правду стану рассказывать. Н-да, врать, пожалуй, придется так, что, будь на моем месте Пиноккио, его нос обогнул бы земной шар и уткнулся ему в затылок. И это всего лишь за предполагаемых полчаса извинений. Ничего, главное, чтобы простила. Ах, мечты, мечты… как сладко с вами засыпать.
Скорее всего, по циркадным ритмам весь состав нашей экспедиции, за моим исключением, был укомплектован стопроцентными, несгибаемыми жаворонками. Иначе с чего бы это меня подняли с постели еще затемно и вялым багажом потащили паковать в огромный и нелепый цирковой обоз. При этом все остальные члены похода, по крайней мере, старались выглядеть бодрячком. Поручик Атом раздавал короткие указания, которые беспрекословно исполнялись тремя его архаровцами. Скокса он в такие мелочи запрягать не решился, щадя авторитет волшебника. Я же недолго рассуждал, помочь воякам или завалиться дрыхнуть на тюки в багажное отделение: так как совесть еще не проснулась, с благородством и альтруизмом решено было повременить. Едва я принял удобную позу, в обоз юркнул Скокс и присел рядом. Одним глазом я выжидающе на него уставился.
— Раз уж нам опять предстоит долгая дорога вместе, считаю, что надо бы объясниться друг перед другом, — пояснил свое присутствие волшебник.
Мой глаз продолжал смотреть на чародея, отчего тот вздохнул и продолжил:
— Я не знал, что так получится. А если бы знал — то не сделал бы этого. Просто в тот день мне случайно стало известно, что вы заканчиваете свою операцию. Вот мы и увязались за княжеским эскортом. Я все не мог поверить, что Гиссандра предала нас, поэтому решил убедиться воочию. Сначала, когда я увидел вас вместе, было горько. Потом, когда довелось прослушать записи с камня, стало еще горше. Но вынужден признать: ты был прав, и у тебя не было других вариантов. Мы с Гиссандрой оказались по разные стороны понимания жизни. Потому я казнил ее лично. И если это хоть каплю тебя утешит, то я даже самой последней пачваре не пожелаю пережить то, что со мной творилось, когда пришлось побывать палачом. Слишком тяжко это было сделать. Как и ты, я долго приходил в себя, осмысливал, переживал. Мы все отчасти виноваты — я, ты, Радзивилл, Гиссандра. Но главный виновник беды — Кащер! Без сомнений! И сейчас я помогаю князю лишь для того, чтобы добраться до мерзкого колдуна.
— Ты хоть самое главное понял? — после паузы спросил я.
— Я понял две вещи, — хмуро проговорил волшебник. — Если бы я с самого начала поверил — все могло бы сложиться иначе. Коренным образом. Но сейчас ничего не вернуть. Придется жить с тем, что мы натворили. Выкручиваться. И если для самого себя я не смогу исправить наши ошибки, то уж точно помогу тебе с твоей проблемой.
Интересно, с чего бы он так раздобрился?
— Ну а какая вторая вещь, что ты понял? — поинтересовался я.