Академики Котельников и Петров не проявили на заседаниях большой активности. Американцы были разочарованы формальным отношением нашего руководства к проведенному мероприятию, которому придавали большое значение. Основная причина заключалась все в той же нашей раздвоенности. Специалисты, которые руководили подготовкой кораблей «Союз» и всего наземного комплекса, оставались скрытыми от внешнего мира. Готовность всех этих систем и средств рассматривалась позднее на специальном заседании Государственной комиссии, где подробно разбирались все замечания и проблемы. Ее председателем был генерал К. А. Керимов, а наш министр С. А. Афанасьев и другие руководители активно участвовали в работе комиссии.

Летом 1975 года было много разговоров и дебатов по поводу того, что параллельно с ЭПАСом осуществлялась пилотируемая программа «Союз» — «Салют». На орбите находился «Союз-18», запущенный 24 мая с П. Климуком и В. Севастьяновым на борту. В самом начале года между ЭПАСовским «Союзом-16» и этим кораблем в космосе успел побывать «Союз-17», который первым состыковался с «Салютом-4». Время от времени до нас доходила информация о выступлениях американского сенатора У. Проксмайера, который периодически нападал на проект «Союз» — «Аполлон». Накануне старта он стал, в частности, указывать на трудности управления полетом по обеим программам одновременно. Бушуев заверил Ланни в том, что в случае продолжения полета «Союза-18» после 15 июля будут приняты действенные меры. Было намечено передать управление полетом «Союз» — «Салют» другому, старому ЦУПу, находившемуся в Евпатории. Конечно, наш директор не мог рассказать своему коллеге обо всех тех трудностях, которые он испытывал, имея внутри нашей организации могучего конкурента. Руководителям программы ДОС подобная ситуация была даже на руку, она привлекала к «Салюту-4» больше внимания. Орбитальная станция противопоставлялась ЭПАСу как национальная программа, имевшая гораздо большее народнохозяйственное значение, чем какая?то там международная «показуха». Что?то в этом было, а определенные последствия возникли уже после завершения полетов.

Подготовка к пуску «Союза» и «Аполлона» заканчивалась. На полигон вылетело руководство РК–отрасли во главе с министром Афанасьевым и председателем Госкомиссии Керимовым. Мне так и не пришлось тогда побывать у порога орбиты, не довелось последний раз прикоснуться к самому главному АПАСу перед его дальней дорогой в космос. Бушуев не взял меня с собой. Он до конца оставался проектантом, недооценивая участия разработчиков в заключительном этапе перед стартом. С другой стороны, ведь ничего непредвиденного и не произошло.

Мы оставались в Москве, и нашей главной заботой стал Центр управления полетом — ЦУП, а также средства массовой информации. В ЦУПе заканчивались последние тренировки, проверка связи и каналов автоматической обработки телеметрической информации. Впервые мы вместе с цуповским персоналом готовили для себя цивилизованные условия управления в космосе.

В 1971 году астронавт Ф. Борман, который одним из первых посетил наш допотопный ЦУП в Евпатории, прокомментировал свое впечатление примерно так: похоже, Советы опять показали нам что?то ненастоящее; действующий ЦУП у них, по–видимому, слишком секретный.

Теперь эта уже по–настоящему большая, можно сказать — глобальная, командно–информационная система прочно и эффективно связала нас с летящим в далеком космосе кораблем.

Фактически работа началась еще в 1974 году при подготовке к полету «Союза-16». С вводом этого автоматизированного комплекса все, что происходило с нашими системами там, на борту корабля, появлялось на наших мониторах почти сразу, с задержкой всего в несколько секунд. Это был гигантский шаг из каменного века бумажных лент, с ручной обработкой и стуком солдатских сапог, в современный компьютерный мир. В этой важнейшей области космической техники мы, наконец, стали догонять наших американских коллег.

К этому же времени мы научились расшифровывать телеметрическую информацию так, чтобы с помощью АПАСа определять начальные условия, которые реализовались при стыковке. Эта задача оказалась более сложной, чем та, которую мы научились расшифровывать еще в конце 60–х, при освоении орбитальной стыковки с помощью механизма штырь—конус, настолько, насколько сам андрогинный АПАС оказался сложнее старого неандрогинного способа.

Очень скоро эта подготовка весьма пригодилась при стыковке «Союза» и «Аполлона» на орбите.

Также впервые за все годы космической эры в Советском Союзе открыто освещали подготовку к предстоящему полету. Начиная с полета Гагарина, сложилась такая практика, что сообщения о запусках в космос попадали в прессу, на радио и телевидение только после того, как событие уже состоялось, обычно — на следующий день. Это позволяло замалчивать бесславные события или пропускать их через сито большой и малой цензуры. До ЭПАСа живое телевидение практически отсутствовало.

Программа ЭПАС существенно повлияла на разные аспекты советской космонавтики. Особенно разительные перемены относились к освещению самого космического полета. Надо отдать должное американцам: они сделали почти невозможное. Нельзя сказать, что после этого железный занавес оказался разрушенным, однако в нем пробили брешь, и хотя после ЭПАСа она снова затянулась, полностью вернуться к старому стало невозможно.

Начиная с апреля 1972 года НАСА методично и последовательно расширяло связи ЭПАСа со средствами массовой информации. С обеих сторон выделили специальных людей, организовали дополнительные подгруппы, ответственные за этот раздел совместной деятельности, и даже разработали специальный документ ЭПАС 20050 под названием «План информации общественности» в двух частях, одна из которых посвящалась этапу подготовки, другая — самому полету. Первую часть плана согласовали после длительных и трудных дебатов в конце 1973 года и руководствовались им, освещая переговоры, совместные испытания и другие события. Вторую часть подписали только 10 июля 1975 года, за пять дней до старта.