Шрифт:
Мартинсон отвлекся от наблюдения, надел на голову гарнитуру рации.
– Красноногий-один, как слышишь, прием! Здесь Альфа!
– Альфа, принимаю громко и четко, прием!
– Красноногий, в секторе, левее от нас, группа друзей занимается не своим делом. Это примерно четыре один по квадрату. Вопрос – с ними можно выйти на связь, прием?
– Альфа, я попробую предупредить их. Поляки не слишком расположены к беседе, прием!
– Красноногий, достаточно просто предупредить их, чтобы они не стали стрелять по нам. Они не выглядят как люди, которые упустят возможность пальнуть, прием!
– Альфа, я попробую предупредить их. Сеанс связи через десять минут, прием!
– Красноногий, вас понял...
Мартинсон переполз обратно к пульту управления.
– Ну?
– Эти ублюдки не расположены к беседе.
– Тогда и мы будем пасти их сектор, если они пасут наш. Что там у нас?
– Ол, это же миля, не меньше!
– У нас нет выбора. Они оставили дыру в заборе... – ганнери-сержант перевел прицел своей винтовки на сектор и тут же резко спросил: – А это там у нас кто?
Все находится в нас...
Наверное, все это и в самом деле глупо. Но разве те, кто бросался здесь со связками гранат на танки летом сорок первого, думали о том, что это глупо? Нет, они просто делали это, чтобы быть раскроенными пополам пулеметной очередью или исчезнуть в мимолетной ослепительной вспышке – но не дать пройти дальше топчущим твою землю стальным чудовищам. И своей смертью – они утверждали свое бессмертие.
Второй – и в самом деле был полицейским. Так получилось, что его семья, его родичи жили в Киеве, а сам он – пока что жил здесь, уехал на родину жены и жил здесь. Семьи у него больше не было. Жену и двоих детей он успел эвакуировать – и очень надеялся, что колонну, в которой они шли, не раздолбали с воздуха поляки – если американцы избегали подобных вещей, то поляки, мстя за свой страх, никогда не упускали возможность «по ошибке» уничтожить колонну беженцев. Сам он – остался мстить. Как мог.
По военно-учетной специальности Второй – был оператором ПТУР. В украинской армии. Когда он служил – еще не было такого развала, как сейчас, то был еще осколок Советской армии, стрельбы проводились регулярно, и готовили их основательно, вплоть до того, что они могли производить мелкий ремонт комплекса. Не то что сейчас – хорошо, если есть пара десятков выстрелов на тренажере. Конечно, все позабылось, но...
Первый сказал не лезть. Он уважал Первого, уважал истинным мужским, военным чувством уважения, как человека, у которого на счету уже не меньше семидесяти целей только здесь и бог знает сколько в других местах. Это была не земля Первого, он никогда здесь не жил – но мало кто сделал для свободы этих земель столько, сколько Первый. И все равно – он был неправ, когда говорил – не вмешиваться. Пусть земля горит под ногами у этих...
Он даже не подумал бы подозревать Первого в трусости, у него не было корректировщика, он работал сначала один, потом Вторым поставили его. Он видел Первого в бою и мог сказать про него, что он кто угодно – только не трус. Просто для Первого это было... ничего личного, только бизнес. Когда у него была возможность стрелять – он стрелял, не было – не стрелял. А вот для Второго – это было уже личное...
Переодевшись – он накинул на себя теплый, плотный ватник, ушанку, потому что при стрельбе из закрытого помещения обожжет и долбанет сильно, – Второй поднялся на последний этаж многоэтажки, в которой сейчас было не больше двух десятков семей – на последнем этаже была пустая квартира с вывороченной плитой балкона. Он ее присмотрел во время обхода, они как полицейские обходили многоэтажки, частный сектор, искали оружие, взрывчатку, схроны, фугасы. Сюда он наведывался несколько раз, немного привел все в порядок, врезал в дверь новый замок и запер ее на ключ – зачем взламывать, когда полно рядом квартир, которые настежь?
Вчера, использовав полицейскую машину, он перевез на нужное место его заначку – старый, но проверенный и исправный комплекс «Фагот» и два выстрела к нему. Его он берег на отход. На последнюю гастроль. Хотел подбить танк... а вот оно как вышло. Можно было подбить кое-что другое.
Войдя в квартиру, он запер за собой дверь. Потом подпер ее шкафом, который специально подтащил к прихожей, – теперь открыть квартиру было даже направленным взрывом сложно, если вообще возможно. В одной из стен была дыра, прикрытая листом фанеры, она вела не просто в соседнюю квартиру – а в квартиру, выход из которой был в соседнем подъезде. Так он попытается уйти, если его заблокируют здесь.
В ванной, подсвечивая себе фонариком и чертыхаясь, в груде мусора он раскопал несколько мешков. Наощупь начал собирать тяжеленную систему – тренога, выстрел, блок управления...
Огонь нужно открывать в самую последнюю минуту. У него времени будет совсем в обрез, но он точно знал, в какой машине будет президент. Поляки допустили оплошность – на этой машине они подвесили маленький флажок – миниатюрная копия президентского штандарта. Сами подставили себя под выстрел...
На окнах висели рваные, но все же занавески – лично повесил вчера и лично изгваздал, чтобы не казались новыми, только что повешенными – будет подозрительно. В комнате он лег на пол и начал подтаскивать комплекс на позицию.