В итоге единственное, что удалось выдавить из него, – это признание, что почти каждое утро он срезал для молодого хозяина цветы. А Алексей потом сам составлял букет и ставил в спальне своей жены.

И все-таки неприятные открытия тоже не заставили себя ждать. Когда Лариса захотела поглядеть запись с камер видеонаблюдения, оказалось, что жесткий диск пуст. А на чисто убранном столе, в самом центре его лежит флеш-накопитель. Его будто бы нарочно расположили так, чтобы он сразу бросился в глаза. И, наверное, для самых непонятливых и тугосоображающих к нему была приклеена бумажка с датой: 26 мая.

То, что там увидела Лариса, ей очень не понравилось. Согласно этой записи получалось, что все-таки в тот злополучный день Кира выходила в море не одна, а вместе с мужем.

– Значит, так, да? – мрачно пробормотала Лариса, пряча в сумку флешку. – Надо будет отдать на экспертизу, установить подлинность. И если окажется, что запись не подделана… Все-таки это неприятное открытие, обнаружить вдруг, что клиент тебе, возможно, врет.

Закончив все дела в Австралии, Лариса собралась уезжать. Но перед тем, как переступить порог дома и покинуть его навсегда, она отдала Марфе стопку газет с прикрепленной к ним своей визиткой.

– Марфа, вот это отдадите Кире Даниловне, если она вернется.

Марфа испуганно перекрестилась:

– Так она ж того… мертва.

– Марфа, – терпеливо начала объяснять Лариса, – пока не найден труп, человек не считается мертвым. Значит, мы имеем основания считать, что Кира Даниловна может вернуться в любую минуту.

Женщина опять суетливо перекрестилась и, недобро косясь на газеты, все-таки взяла их.

– Вы меня поняли? Сразу, как вернется, отдадите ей их.

Марфа согласна кивнула, но едва за Ларисой закрылась дверь, швырнула стопку на верхнюю полку в прихожей. Потом подумала немного и, решив, что газеты и здесь будут мозолить ей глаза, поднялась в хозяйский кабинет и засунула их подальше за книги.

– Вот так-то лучше, – пробормотала она, – еще чего не хватало, каждый день видеть этот хлам.

Люди делятся на два типа: на тех, кто умеет извлекать уроки из своих поражений, и на тех, кто не умеет. Последние всегда ведут себя так, будто ничего с ними не случилось. Про них говорят обычно: не делают выводов из своих ошибок. Первые отличаются от вторых тем, что, родившись даже в навозной куче, благодаря своему уму и сообразительности, а также трудолюбию изменяют свою жизнь. Такие рано или поздно добиваются успеха.

Вторые же, даже имея приличный жизненный старт – обеспеченную семью и счет в швейцарском банке к совершеннолетию, остаются всегда на одном уровне. Привычный круг занятий, привычный круг знакомых и друзей. Их жизнь лишена взлетов и падений, они движутся по ней, как электричка по расписанию. Они уверены, что никогда не добьются большего, чем добились родители. Их задача – не разбазарить то, что заработали предки. Но не дай бог что-то случится, что-то пойдет не так! Эти люди не выдерживают испытаний. Они ломаются, и все у них тогда идет наперекосяк.

Лес относился к тем, кто сделал себя сам. В одиннадцать лет остался без матери, да, по сути, и без отца, который почти устранился от общения с сыном. Мачехе не нравилось, что мальчик приезжает на каникулы, и Алексей, почувствовав это, стал избегать визитов в отцовский дом.

И все-таки он не считал себя обделенным. У него была бабушка – единственная, любимая, она всегда радовалась, когда Лес приезжал. И как могла, заменяла ему и отца, и мать. Жаль только, уезжать из своей деревни она никак не хотела: ей нужна была земля.

– Да что я буду делать в твоей квартире? – возмущалась она. – Мухам дули показывать?! Мне тесно там, и не уговаривай, не поеду.

Лес собирался строить дом. До несчастья, случившегося с Кирой, уже и участок земли присмотрел. Хотел этим летом строительство начинать. Когда теперь этот дом будет построен?

Он оперся спиной о железные прутья решетки и закрыл глаза. Немного осталось жить в неизвестности, скоро огласят приговор, и не нужно будет гадать, чем все это для него закончится. Сколько там следователь говорил? От восьми до двадцати? Ну что ж, и на зоне люди живут.

Он улыбнулся и открыл глаза. Молодой полицейский, увидев его безмятежное лицо, недоуменно моргнул. Для него такое поведение – нонсенс. Ему уже доводилось на скамье подсудимых разных людей повидать, и почти все они пребывали в полном отчаянии. Разница только в том, что одни держались изо всех сил, не подавая виду, что им страшно, а другие теряли самообладание. Судили как-то раз одного врача за подделку больничных, так он от страха совсем человеческий облик потерял. Руки тряслись, из носа текло, рубашку, и ту заправить не мог. Но это все-таки можно понять: у человека вся жизнь меняется, не каждому под силу такое выдержать. А этот сидит, улыбается. И чему радуется… Может, он больной?