Шрифт:
Судьба была к ним благосклонна. Стали нарастать перегрузки, а это означало, что корабль идет к Земле.
— Самолеты поисково-спасательной службы наблюдают плазменный след, — сообщил информатор Центра управления. — Дальность от расчетного места посадки 1800 километров.
— Какая там погода? — прорезался чуть насмешливый, но спокойный голос Рукавишникова.
— Погода пока нормальная, ветер слабый, метров пять, температура восемнадцать, место ровное…
— Это устраивает, — отозвался Николай, словно и не было мучительной ночи тревог и ожиданий.
Рванул парашют. После большой перегрузки тяжело дышалось. Высотомер откручивал метры и предупреждал, что пора приготовиться к касанию. Вскоре они почувствовали удар о землю, спускаемый аппарат перевернуло на бок, и он замер.
Вокруг было темно. Ровная степь без признаков жилья. Но это была земля. Она пахла прохладой и жухлой травой. Послышался гул вертолета, потом второго. Оба шли прямо на них. "Кто это: китайцы, арабы, наши?" Когда первый вертолет сел и открылся люк, в проеме появились люди в белых халатах. "Наши, — облегченно вздохнул командир, — врачи!"
Вот и все о том полете. Эпопея "Союза-33" уже принадлежит истории. Но в сердце экипажа она сохранится на всю жизнь. Ведь они вернулись, как говорят, "с того света". А еще хочу сказать, что детективы придумывают, писатели раскручивают фантастические ситуации, а жизнь пишет сама.
На спускаемом аппарате слетавшие оставляют автографы. Такова традиция
XVI. Взрыв
Ожидание, затягивалось. Потом почувствовал, что ракету качнуло. Подумал: "Ветер рванул. Сейчас начнется наддув баков"… Прошла волна легкой вибрации. Не знаю почему, но это "дрожание" не понравилось. Снова подумал о ветре. Вибрация пошла на спад и через две — три секунды затихла. Взгляд на часы. Время! Но вот появилась вторая волна вибрации. Она быстро нарастала. Не успел сообразить, что происходит, как вдруг — сильный рывок…
Сентябрь 1983-го. В ту осень Владимир Титов прибыл на Байконур, чтобы занять командирское кресло в корабле "Союз Т-10" (потом он войдет в историю как "Союз Т-10А", но это будет потом). Ничто в тот день (это было 26-е число) не предвещало беды. Горячее сентябрьское солнце, как бы нехотя, начало свой привычный путь к горизонту. В закатных бликах играли окна гостиницы "Космонавт". Экипаж выезжал на старт, когда уже начало смеркаться.
То, что случилось той ночью, может показаться неправдоподобным, придуманным. Однако все это — сущая правда. За секунды до пуска возникла чрезвычайная ситуация. Впрочем, "чрезвычайная" — слишком спокойно сказано. Опаснейшая ситуация… Даже не знаю, какие подобрать слова. И не возникла, а неожиданно и стремительно ворвалась в ход последних предпусковых секунд.
Накануне с утра и до поздней ночи экипаж (бортинженером был Геннадий Стрекалов) занимался предстартовыми делами: документацией, отсидкой в корабле, укладкой, тренажем и "общением" с медиками. Установившийся ритм вытянувшихся в цепочку дней и часов, когда пусть медленно, но неумолимо приближается тот рубеж, за которым должен начаться совсем иной мир. Та самая грань между земным и космическим, которая отделяет привычную "весомость" от непривычной и во многом еще загадочной невесомости.
На стартовый комплекс выехали, когда жара уже спала. Одевание в МИКе (монтажно-испытательном корпусе), шутки через стекло с журналистами, доклад председателю Государственной комиссии и несколько минут езды до "двойки" — стартовой площадки, с которой в апреле 1961-го провожали Юрия Гагарина.
Вот она, ракета. Когда смотришь на нее со стороны, кажется, что она тоже вся в нетерпении: заиндевевшая от кислородного испарения, отяжелевшая от топлива в баках, сдерживаемая своим огромным весом и металлом установочных ферм.
К лифту шли не торопясь, скафандр удобен для космоса, а на земле сковывает движения, утяжеляет ход. Сверху, с посадочной площадки, ракета кажется много выше. Владимир еще раз обвел взором черную бугристую степь, которая, как и он жила ожиданием. Было тихо. Тишину прерывали лишь команды по громкой связи. Дренажные клапаны "дышали" белыми облачками переохлажденного кислорода, и его прохлада приятно ласкала лицо.
Вот так все начиналось в ту ночь… На борту не знают, что произойдет через несколько коротких секунд
Провожающие помогли им забраться в спускаемый аппарат и занять места в креслах. Закрылась крышка люка. Теперь — работа по инструкции, проверка всего и вся на борту. Включили канал связи.
— "Океаны"! — ворвался голос оператора. — Объявляется двухчасовая готовность.
Владимир слегка подтолкнул Геннадия. Это означало, что надо "пройти" по всем пунктам бортжурнала. О сделанном сообщали в пусковой бункер. Работа шла по циклограмме, где каждая операция выполняется в строгой последовательности и в соответствии со временем.
Дальнейший рассказ о той ночи будет состоять как бы из двух частей. Первая — это слова, мысли и ощущения самого Владимира Титова, который находился в корабле. Вторая — то, что было видно со смотровой площадки. Короче: извне и изнутри.
В.Титов:После закрытия люка началась привычная работа, привычная в том смысле, что предстартовые операции многократно проигрывались на тренажере…
М.Ребров:Расчетное время старта 23 часа 37 минут 49 секунд. Днем было жарко: 25–27 градусов, а к ночи температура упала до плюс десяти. Ветерок теплый, но хлесткий. Временами порывы метров до 12-ти даже больше. На смотровой площадке малолюдно, подъезжать начнут позже. Это мы, журналисты, прибываем сюда раньше других. Впрочем, раньше других и уезжаем. Скорее к телефонам и телетайпам.