— Земля!

Фьордеры сильнее налегли на весла. Всем хотелось отдохнуть после бури, напиться, перекусить — время приближалось к полудню, осмотреть борта и днище шнеки, да и просто пройтись по твердой земле. Шнека сорвалась с места, как усталая лошадь, увидевшая, наконец, ворота родной конюшни.

Каспар поднялся на ноги, чувствуя ломоту во всем теле от неудобной позы, в которой заснул. Хорошо еще, солнце и ветер немного подсушили мокрую одежду. Опершись руками о борт, он пытался разглядеть землю, но за задранным носом шнеки, двумя впередсмотрящими и несколькими головами гребцов что-то увидеть было трудно. Машинально он перевел взгляд на море — и не поверил своим глазам:

— Что это там? Корабль?

Фьордеры смотрели только на приближающийся берег, и никто не заметил дракка по правому борту.

Услышав возглас магри, эльф вскочил, бросил весло:

— Кабаны!

Более узкий и длинный и оттого кажущийся стройнее, чужой корабль несся наперерез шнеке. На задранном форштевне скалила клыки кабанья харя. Прозвище Кабан было у самого первого смутьяна, и три его дракка носили на носу такое украшение. Когда под его началом стало так много людей, что понадобились новые корабли, на тех тоже появились кабаньи морды. А потом обычай прижился, хотя того, самого первого, Кабана уже много лет как не было в живых. Говорят, он в конце концов бросил разбойничий промысел, вернулся на берег, остепенился, стал ярлом после смерти брата, не оставившего сыновей, и не получил титул конунга на очередных выборах только потому, что стал к тому времени слишком стар. Но дело его жило и процветало, и один из потомков того самого Кабана сейчас несся на усталую после бури шнеку.

— Суши весла! — крикнул Кнут. — Оружие к бою!

Мигом втянув весла через отверстия в бортах — кабаны имели обыкновение, чиркая бортом о борт, ломать весла своей жертве, — фьордеры кинулись разворачивать завернутые в промасленную кожу кольчуги, натягивать на головы шлемы, у кого были, и обнажили оружие. Во время бури часть мешков откатилась в сторону, и кое-кто потратил лишние секунды на то, чтобы отыскать свое добро. Но в целом люди приготовились к бою быстро, спокойно и без лишних движений.

— А ты, — оскалился кормщик, тоже бросив весло и поигрывая боевым топором, — сиди тихо и не высовывайся!

Каспару и самому хотелось того же. Нет, он умел убивать его, помнится, и приобрели в качестве убийцы, — но ведь отнять жизнь можно по-разному. А участвовать в настоящем морском сражении он не был готов ни при каких обстоятельствах, хотя бы потому, что у него не было оружия.

Кабан несся прямо на шнеку. На веслах сидело человек двадцать, остальные рассредоточились вдоль бортов. Лучники первыми дали залп. На ходу меткость была не на высоте: большинство стрел уткнулось в прибитые щиты, а некоторые вовсе упали в воду, не долетев до цели или перелетев. Лишь две вонзились в доски обшивки и одна совсем рядом с лицом высунувшего нос Каспара. Увидев древко, глубоко засевшее в дереве, магри поскорее нырнул под защиту борта.

Ответный залп фьордеров был удачнее. Среди оборонявшихся находился эльф, а эта раса славилась отменными лучниками. Кроме того, шнека стояла неподвижно, что облегчало ее стрелкам прицел. Во всяком случае, один из кабанов упал, еще один покачнулся, хватаясь за простреленную у локтя руку.

Лучники успели выпустить еще стрелы: по три-четыре люди и целых шесть штук эльф, — после чего судна сблизились и в воздух взлетели крючья. Дракк зацепился за шнеку, а еще через минуту начался кошмар.

Скорчившийся между тюками и кормовой надстройкой, Каспар зажмурился, когда через борт начали прыгать вооруженные люди. Чем-то они напоминали ему фьордеров, и магри стало жутко: ему показалось, что команда шнеки дерется сама с собой.

Кабанов было немного больше — примерно шестьдесят мечей против сорока. И хотя благодаря меткости стрелков это соотношение немного уменьшилось, все же преимущество в первые минуты было именно у нападавших. Все вокруг заполнилось стуком мечей о щиты, лязгом оружия, топотом, криками и плеском воды.

Низкое рычание, похожее на рев внезапно разбуженного медведя, волной прокатилось над палубами обоих кораблей. Каспар решился приоткрыть один глаз. В полуобнаженном гиганте, размахивающем боевым топором, он не сразу узнал кормщика Кнута. От его всегдашней сдержанности не осталось и следа. С безумными глазами он ринулся в гущу боя, круша все на своем пути. Несколько кабанов, рискнувшие заступить ему путь, были безжалостно сметены. Один, с разрубленной страшным ударом грудью, упал как раз перед Каспаром, и тот как завороженный уставился на широкую рану: от топора в руках берсерка кабана не спасла Даже кольчуга. Магри вдруг потянуло осмотреть рану, узнать, достало ли лезвие до сердца, пробиты ли ребра, задеты ли легкие, какие артерии повреждены, ну и все остальное, что может заинтересовать врача. Он даже протянул руку, но вовремя ее отдернул. О каком спасении может идти речь? Убитый наверняка преступник. Эти кабаны, или как их там, напали на мирную шнеку просто потому, что привыкли нападать на все суда в надежде поживиться. Логика подсказывала, что он должен быть на стороне эльфа Тана и его соратников хотя бы потому, что…

Додумать эту мысль Каспар не успел — рядом шлепнулось еще одно тело, на сей раз мертвое по причине наполовину отрубленной головы. Магри обдало потоком крови из жуткой раны. Это был один из фьордеров — молодой еще парень, лет двадцати.

Бой кипел уже повсюду: от кормовой надстройки до носа. Раненые падали в проходы между скамьями, заливая кровью тюки с товарами. Некоторые пытались подняться и хватались за оружие, чтобы всадить нож хотя бы в ногу врага, но большинству была уготована судьба оказаться затоптанными и истечь кровью, ибо помочь им было некому.