Казачьи сердца сжались, боясь полной изолированности Дона. Неказачьи офицеры, служившие в Южной и Астраханской армиях ради больших окладов и безопасных должностей, стали побаиваться, как бы впоследствии, при восстановлении России Доброволией с помощью Антанты, им не поставили в вину службу у Краснова.

Стояла уже зима. Казаки, плохо одетые и обутые, воевали все хуже и хуже. Войне не предвиделось конца, а это более всего обескураживало станичников и заставляло думать о примирении. А тут еще союзничья опала…

Краснову приходилось изобретать какой-нибудь фокус, который не заставил себя долго ждать.

Севастопольский агент Краснова, адмирал Кононов, выследил, когда союзники отправили в Азовское море, для обследования условий плавания и для измерения глубин, миноносцы: французский «Бриссон», английский «Свен» и какой-то американский угольщик. Выпросив у командования союзной черноморской эскадрой разрешение почествовать моряков, отправленных в Азовское море, Кононов забрал в Таганроге офицеров с «Бриссона» и «Свена» и повез в Новочеркасск.

В «делегацию» союзников входили англичане — капитан Бонд, лейтенанты Блумфильд и Монро, французы — лейтенанты Кошэн, Дюпрэ и Фора. Они прихватили с собой полдюжины матросов.

Одновременно с этими гастролерами отправился в Новочеркасск из Екатеринодара французский агент г. Эрлиш, нынешний член палаты депутатов.

Краснов блеснул своим уменьем устраивать празднества. Даже враги не могли отказать ему в этом таланте. Он задался целью создать возможно большую шумиху, чтобы поразить союзников величием Дона и доказать фронту лживость врагов, утверждавших, что для союзников донские казаки — пасынки.

25 ноября стольный город Тихого Дона расцветился как павлиний хвост. Над домами развевались донские флаги. Старую деревянную арку, сооруженную на Крещенском спуске (улица от вокзала в центр города) перед собором, украсили флагами Антанты. На вершине ее водрузили звездчатый флаг Соединенных Штатов.

В этот день русский трехцветный флаг развевался в Новочеркасске лишь над единственным домом, где помещалась канцелярия представителя Доброво-лии на Дону, генерала Эльснера.

Отменялись занятия в правительственных учреждениях и учебных заведениях. Студентов Политехнического Института выстроили на Соборной площади.

В Новочеркасске, кроме юнкеров и атаманского конвоя, не квартировало никаких войсковых частей. На парад выгнали всю нестроевщину, до штабных писарей и кашеваров включительно. Краснов хотел показать союзникам, сколь обильна пушечным мясом земля донская. Чтобы придать нестроевым командам вид воинских частей, им накануне выдали из войскового музея старые знамена, некогда гулявшие с Платовым по всей Европе.

День выдался на редкость хмурый и противный. Город опеленала сине-молочная мгла.

«Войска» выстроились шпалерами от вокзала до собора, вдоль всего Крещенского спуска. Сзади них разместились толпы школяров, чиновников и всякой публики.

Несмолкаемое ура сопровождало триумфальный проезд «союзников» по живой улице. Кричали, не ^ка-лея глоток, но и разочаровывались, видя перед собой не почтенных государственных мужей, олицетворяющих мощь Антанты, а белогубых щенков, годных разве для выпивок с застольными речами.

Последний автомобиль уже совсем нарушал серьезность и благочиние торжественной встречи. На нем везли простых матросов. Один из них, большеголовый янки, в широчайших клетчатых штанах, видимо, уже изрядно приложившийся к виски, разевал свою глотку, махал руками и притоптывал ногами. Но его вопли заглушались приветствиями толпы и колокольным трезвоном, который раздался на соборной колокольне, когда автомобили проезжали через арку.

На паперти величественного собора союзников встретило духовенство, во главе с епископом. Затем начался молебен. Устраивая эту церковную церемонию, Краснов хотел подчеркнуть благочестивым англичанам, что казачество чтит религию.

Вечером, как водится, торжественный обед у атамана, по меньшей мере, персон на двести.

Хозяин произнес речь на французском языке, которым владел в совершенстве. Он оправдывался в вынужденном союзе с немцами и просил помощи у союзников.

— Казак на фронте устал. Его силы изнемогают. Союзники должны помочь нам, если не хотят, чтобы через два-три года советский фронт появился на Рейне.

Он, который еще не так давно боролся с большевиками в союзе с немцами, теперь пугал Антанту союзом немцев и большевиков.

Г. Эрлиш отвечал атаману на таком ужасном русском языке, что на обеде не хохотали только из приличия, но впоследствии, на дружеских пирушках, участники обеда довольно часто имитировали эту речь. Прочие «союзники» отказывались от словесных выступлений, ссылаясь на то, что они не правомочные представители.

Зато, подвыпив, они разошлись, но только не по части речей. Когда великолепный оркестр сыграл донской гимн «Всколыхнулся, взволновался православный Тихий Дон», они заявили, что хотят слышать русский национальный гимн. По их требованию сыграли «Боже, царя храни».