Оружейники были знакомы с нарезным оружием уже больше двух столетий. Изобретатель нарезов неизвестен, хотя изобретение и окажется одним из самых важных в истории огнестрельного оружия. Идея была простой: на внутреннюю поверхность ствола наносили ряд желобков, плавно закручивавшихся от казенной части до жерла и задававших пуле стремительное вращение. В арсенале города Турина нарезное ружье появилось еще в 1476 году. Нарезные ружья высокого качества получили распространение в Европе, особенно в Германии, уже к первой четверти XVI века.

Преимущества винтовки наверняка повергли в изумление первых стрелков из нее. Словно по волшебству, их выстрелы вдруг стали гораздо точнее. К волшебству и обратились в поисках объяснений. В 1522 году баварский чернокнижник по имени Мореций исчерпывающе объяснил эффект нарезов. На траекторию обычных пуль, заявил он, влияют демоны — мелкие бесенята, хорошо знакомые каждому промазавшему стрелку. А пуля из нарезного ружья летит по прямой, поскольку ни один демон не может удержаться на крутящемся предмете. В качестве доказательства Мореций указывал на небеса, вращающиеся вокруг Земли и свободные от демонов, — и на неподвижную Землю, кишевшую ими.

Как и многие гипотезы, основанные на вере в сверхъестественное, теория Мореция спровоцировала обширную дискуссию. Оппоненты предложили иную — столь же правдоподобную — точку зрения: бесы, напротив, предпочитают именно вращающиеся тела. Именно этим объясняется меткость винтовки: ее пулю ведут к цели демоны. Наконец, в 1547 году гильдия стрелков города Майнца в центральной Германии решила поверить теорию практикой. Сначала по целям, находившимся на расстоянии 200 ярдов, из нарезных ружей было выпущено двадцать обычных свинцовых пуль. Затем из тех же ружей выстрелили двадцатью пулями, отлитыми из чистого серебра, трижды освященными и с маленьким крестиком на каждой. Из обычных пуль в цель попали девять, все освященные прошли мимо. Дело было ясное: демоны предпочитают вращение. Церковные власти запретили в городе дьявольские нарезные ружья, горожане бросали их в костер на городской площади. Дело, вероятно, было в том, что серебро, в отличие от более мягкого свинца, недостаточно плотно «влипало» в желобки-нарезы. А может быть, нацарапанные крестики ухудшали устойчивость освященных пуль. В любом случае запрет на винтовки был скоро забыт охотниками, стремившимися поскорее набить свои ягдташи.

У дульнозарядных нарезных ружей, хотя и более метких, чем гладкоствольный мушкет, был один серьезный недостаток. Чтобы нарезы работали эффективно, они должны были очень плотно захватывать пулю. Иными словами, теперь пуля должна была быть чуть большего диаметра, чем канал ствола, а не меньшего, как раньше. Теперь, чтобы зарядить ружье, стрелок дюйм за дюймом забивал пулю в ствол при помощи железного шомпола и деревянного молотка. Для охотника этот трудоемкий процесс был досадным неудобством. Для солдата на поле боя промедление между выстрелами могло стать фатальным. Винтовки были сочтены не подходящими для войны.

Но Робинс, несмотря на этот конструктивный недостаток, смог еще в XVIII веке разглядеть будущее винтовки.

Он предсказал, что государство, которое вооружит свою армию самым эффективным нарезным оружием, получит явное преимущество. Однако его мнением пренебрегли. Командиры по-прежнему предпочитали массированные залпы неточных мушкетов.

В 1751 году познания Робинса в фортификации помогли ему получить работу в Британской Ост-Индской компании. В Мадрасе он подцепил лихорадку и умер в возрасте 44 лет, не успев закончить отчет о своих исследованиях. Хотя он и наметил для оружейников путь, следуя по которому они могли бы покончить с догадками и приблизительными подсчетами, его труды в ближайшем будущем практически не найдут применения.

Полное пренебрежение военных к удивительным открытиям Робинса в области меткой стрельбы — одно из проявлений того поразительного застоя, в котором военные технологии пребывали с окончания Тридцатилетней войны в 1648 году едва ли не до середины XIX века. Несмотря на то что ученые все лучше понимали законы действия пороха, полководцы вовсе не стремились повысить эффективность огнестрельного оружия. Его усовершенствование практически прекратилось. Два столетия подряд армии палили друг в друга из гладкоствольных мушкетов и дульнозарядных пушек.

Это самоограничение, отсутствие у правительств и полководцев интереса к техническим новинкам было следствием молчаливого соглашения европейских элит: война стала слишком жестокой, слишком разрушительной. Играли роль и более практические соображения: перевооружение армий современными ружьями обошлось бы чрезвычайно дорого. Королей и правителей, не располагавших свободными средствами, похоже, вполне устраивало старое оружие и проверенная временем военная тактика. Кроме того, в эту эпоху на военные действия сильно влияли условности, формальности, этикет и даже театральные эффекты.

В 1625 году голландский ученый-юрист Гуго Гроций опубликовал книгу «О праве войны и мира». Эта важнейшая работа была первой в Новое время попыткой установить правила ведения войны. В ней Гроций призывает к гуманному обращению с солдатами, мирными жителями и владениями вражеского государства. Книга голландского юриста стала первым шагом на пути создания международного сообщества государств, управляемого естественным правом. Появление этого труда было следствием желания все большего числа людей обуздать зло, которое приносил порох. «Если даже справедливость не требует освобождения от наказания, — писал Гроций, — тем не менее это соответствует человеколюбию, скромности и величию души» [36] .