«Земля затряслась, — писал офицер из Алабамы. — И сразу после этого раздался звук взрыва, который, казалось, может оглушить самое природу». Триста парней из Южной Каролины, сидевшие в окопах над миной, почти все были убиты или искалечены. Потрясенный солдат Конфедерации докладывал своему офицеру: «Словно сам ад рухнул».

Северяне пошли в атаку прямо через гигантскую воронку, оставленную взрывом. Сцена, которая открылась их глазам, по словам одного из солдат, «была невыразимой». В яме валялись полузасыпанные землей пушки, стонали раненые, были разбросаны куски человеческих тел. Пороховой дым все еще сочился из трещин, придавая зрелищу подлинно инфернальный вид. Хотя первоначально Плезантс собирался использовать даже большее количество пороха, взрыв и так оказался слишком мощным. Кратер шестидесяти футов в диаметре и тридцати футов глубиной мешал наступающим северянам. Солдатам, которые попадали в него, приходилось выбираться на другую сторону, не имея под ногами иной опоры, кроме осыпающегося песка. И в результате плохо скоординированная атака захлебнулась у края гигантской воронки. Конфедераты подняли стволы своих орудий, чтобы навесным огнем поражать наступающих в яме.

Когда занялся рассвет летнего дня, одна из наиболее отвратительных сцен войны предстала во всей красе. В воронке временами было так тесно, что убитым некуда было падать, и они оставались стоять в сгрудившейся толпе — а сверху продолжали валиться снаряды мортир конфедератов.

А затем началась контратака. «Этот день был торжеством демонов, имеющих человечье обличье, но лишенных души», — вспоминал один из солдат Конфедерации. Израсходовав патроны, бойцы с обеих сторон вынуждены были драться штыками и прикладами. Свирепая средневековая рукопашная снова вступила в свои права. Когда бой закончился, северяне недосчитались двух тысяч человек — вдвое больше, чем конфедераты.

«Это было самое горькое дело из всех, какие я только видел на этой войне», — писал позже Грант. Но генерал не был сентиментален: он сожалел не о потерях, а лишь об упущенной возможности прорвать линии противника.

На заре его истории порох считали порождением дьявола. Справедливость этого мнения неоднократно подтверждалась в ходе истории: люди с успехом использовали это взрывчатое вещество, чтобы устроить настоящий ад на земле. Одной из иллюстраций того, насколько жутким стало огнестрельное сражение в XIX столетии, была битва, произошедшая под Геттисбергом, штат Пенсильвания, в первые три дня июля 1863 года. Генерал Роберт Ли снова вселил надежду в сердца южан, когда в поисках решающей победы перенес боевые действия на территорию Севера. Две армии почти случайно встретились недалеко от патриархального университетского городка, куда конфедераты выслали отряд, чтобы раздобыть обувь, в которой отчаянно нуждались. В первый день северяне укрепились на протяженном Кладбищенском хребте к югу от города. Их позиция и на левом, и на правом фланге опиралась на холмы. На второй день Ли бросил свои силы в атаку сразу в нескольких местах этой позиции, и ему почти удалось прорваться. На третий день обе армии, разделенные милей открытого поля, стояли на своих позициях, с ненавистью глядя друг на друга. С наступлением утра перестрелка на правом фланге северян стихла, и глубокая тишина воцарилась вокруг. Где-то с час или чуть больше единственным врагом, с которым приходилось бороться солдатам с обеих сторон, был все усиливающийся летний зной.

Но генерал Ли еще не закончил. Он жестоко атаковал северян два дня подряд, он не мог просто так взять и отступить. Казалось, еще одна атака — и линия северян будет прорвана. И тогда славное дело Конфедерации победит. На самом деле это было невозможно, и у Роберта Ли хватало стратегического чутья, чтобы осознавать это. Однако по рядам конфедератов уже пополз шепоток: победа близка, все, что требуется, — лишь немного отваги.

Ли начал артиллерийскую подготовку. Действие артиллерии в середине XIX века продолжало производить то же впечатление, какого Эдуард III пытался добиться при Креси пять столетий назад: шок и потрясение. Грохот пушек оставался важнейшей составной частью их мощи, он мог лишить присутствия духа наступающую пехоту, даже если ядро не попадало непосредственно в солдат. Выстрел двенадцатифунтового орудия, заряженного двумя с половиной фунтами высококачественного пороха, каждый ощущал своим нутром. Ядро было способно убить лишь нескольких человек, однако неумолимый рык пушек, от которого подкашивались колени, мог обратить в бегство целые роты, которые, в свою очередь, заражали паникой остальные части. Один артиллерийский офицер конфедератов заявлял, что предпочитает стрельбу литыми ядрами даже на близкой дистанции, поскольку они «более эффективны, если нужно расстроить порядки наступающих, чем шрапнель или картечь: последние выводят из строя вдвое больше солдат, но зато не производят такого сокрушительного грохота».

Под Геттисбергом орудийные расчеты состояли из десяти человек. Они по-прежнему управлялись со своими пушками примерно так же, как и старинные пушкари: забивали в ствол порох и метательный снаряд и подводили пламя к взрывчатке через узкий запальный канал в казенной части. Правда, к тому времени химики изобрели капсюль, который позволял производить выстрел, резко дергая за вытяжной шнур.

Вылетая из жерла со скоростью 1200 миль в час, литое ядро все еще летело быстрее звука, когда достигало цели, находящейся на расстоянии полумили. Если траектория была пологой, то ядро шлепалось на землю примерно через 400 ярдов, после чего рикошетило и, отскакивая от поверхности, прыгало по полю еще несколько сот ярдов. Все это время оно сохраняло убойную силу. Кроме того, при каждом отскоке взлетал фонтан обломков, которые сами по себе могли убить или серьезно покалечить находившихся рядом.

Командир расчета мог приказать стрелять не только ядрами, но и картечью — емкостями из тонкого металла, в каждой из которых находилось 85 больших свинцовых пуль. Емкость разрывалась, когда вылетала из дула, и картечь летела дальше, сохраняя в полете форму конуса. На близкой дистанции такой град металла был убийственным для плотного строя.

Разрывными снарядами — гранатами — стреляли еще из мортир самых первых дней артиллерии. Ко времени Гражданской войны конструкцию таких снарядов усовершенствовали, и это позволило стрелять ими также и из обычных пушек. Двенадцатифунтовый снаряд с литой оболочкой содержал шесть унций пороха. Перед выстрелом канонир прикидывал расстояние и отмерял фитиль соответствующей длины. Фитиль поджигало пламя выстрела. Время старались рассчитать так, чтобы снаряд взорвался над целью и осыпал людей, лошадей и пушки кусками железа. Короче говоря, полевая артиллерия стала столь смертоносна, что могла полностью истребить атакующих пехотинцев или кавалерию.

Роберт Ли знал, что наступать в лоб на позиции на Кладбищенском хребте было немыслимо. План генерала заключался в том, чтобы вывести из строя возможно большее число орудий противника или заставить вражескую артиллерию отойти — тогда у его людей появился бы шанс. Для этого Ли выставил на поле боя столько пушек, сколько смог собрать, — 135 стволов. Это была наивысшая концентрация артиллерии, какой удалось добиться конфедератам за все время войны.

Голубая эмаль небес простерлась над широким полем. Воздух был напоен июльской жарой. Точно в 1.07 пополудни — некий пунктуальный учитель математики записал время — тишину разорвал условный сигнал: два выстрела. Отчаянное дело началось.

«Столь же внезапно, как вступает орган в церкви, — записал один из офицеров Конфедерации, — великий грохот раздался из всех орудий разом».

Даже выстрел из одной-единственной пушки — это внушительный звук, эхо которого раскатывается на мили кругом. Но грохот батарей конфедератов, которым скоро, словно эхо, стали отвечать пушки северян, быстро превратился в кромешный ад, который трудно себе даже представить. На пике бомбардировки, рассказывал один солдат, когда орудия делали сотни выстрелов в минуту, «нельзя было различить отдельных звуков, но лишь продолжительный ужасный рев. Почва, казалось, колеблется под ногами». У канониров скоро потекла из ушей кровь — результат контузии. Некоторые солдаты по-прежнему ничего не слышали даже спустя два дня после битвы.