Каждый вечер можно было наблюдать, как сэр Базиль совершает моцион — точь-в-точь такую же картину Ланни и его отец наблюдали десять лет назад; но у сэра Базиля было твердое правило — никогда не входить в казино. Рассказывали анекдот о том, как одна дама, проиграв много денег, обратилась к великому человеку с просьбой сказать, как избегнуть нового проигрыша.

— Есть верное средство, мадам, — ответил он. — Не играйте.

Рик привез свою семью в Бьенвеню. Никогда еще после войны он не был так полон надежд. В Англии только что прошли выборы в парламент, твердолобые тори потерпели поражение, и у руля Британской империи очутилось первое лейбористское правительство. Премьер-министром стал социалист, школьный учитель из Шотландии. Рамсей Макдональд был пацифистом во время войны, и все проницательные люди предсказывали теперь длительный период мира и согласия. Германский министр иностранных дел Штреземан тоже объявлял себя сторонником примирения — и оставалось лишь отделаться от упрямца Пуанкаре. Французские парламентские выборы предполагались в мае, и было очевидно, что народ настроен против партии, ответственной за фиаско в Руре и бешеное падение франка. Левые договаривались не подрывать взаимно своих кандидатур, и Рик ликовал, как если бы он был французом. Ланни согласился с ним, как соглашался всегда — но ни слова об этом в присутствии Мари!

Вопрос о репарациях, наконец, собирались решить на разумных основах. Была назначена комиссия экспертов с целью определить, что же можно, наконец, требовать от Германии. Экспертов возглавлял чикагский банкир, и эта так называемая комиссия Дауэса выработала проект соглашения; сокращая претензии каждые несколько месяцев — разумеется, всякий раз под тревожные вопли французов, — она намеревалась постепенно помочь Германии снова стать на ноги.

Приближалась пасха. Робби был в Лондоне и собирался приехать в Париж; Ланни отвез Мари домой, и вскоре он снова слушал в гостиной де Брюинов, как Дени обсуждает с его отцом европейские дела, и спрашивал себя, можно ли верить всем тем выводам, которые подсказал ему его друг англичанин. Не опасно ли позволить Германии стать на ноги? Верить ли так называемой «республике»? Или, быть может, вскоре Гинденбург или кто-нибудь в этом роде захватит власть, и прежняя страшная угроза опять нависнет над Францией?

Дени де Брюин указал на кое-какие факты, о которых Ланни слышал в Германии, не вполне отдавая себе отчета в их значении. В период инфляции правительство требовало от крупных немецких заводов, чтобы они обеспечили свои кадры работой, и отпускало им на это кредиты. Предприятия переоборудовались и расширялись. Теперь, отделавшись от своей внутренней и внешней задолженности, немцы выйдут на мировую арену с новыми силами, обладая самым совершенным промышленным оборудованием в мире. Какое место может занять на международном рынке Франция, где заводы, фабрики, шахты еще разрушены? У немцев гораздо лучшие шансы, чем у их врагов. Возможно, — как говорил Дени, — что превосходство немцев объясняется их моральной и деловой беспринципностью; это усиливало ненависть к ним, но это не уменьшало опасности.

Дени доказывал, что Соединенные Штаты должны понять, какая угроза нависла над Францией, и поддержать ее всей своей финансовой мощыо. Но Робби вынужден был сообщить ему печальную истину, что об этом и речи быть не может; всякий американский государственный деятель, который вздумал бы защищать такую точку зрения, очень скоро будет вынужден уйти в отставку. В этом мира каждый должен заботиться о себе, и у американцев от самого слова «идеализм», как они грубо выражаются, начинает сосать под ложечкой. Пусть Европа сперва выплатит свои долги Америке, а потом уж просит о новых займах.

Судьба послала Робби Бэдду нового президента Соединенных Штатов. Бедняга Гардинг умер. Возможно, что причиной его смерти было разбитое сердце, — но (как бы то ни было, он умер как раз во-время, чтобы избежать скандала, готового лавиной обрушиться на его голову. Его преемник вполне удовлетворял Робби и его друзей. По словам отца Ланни, это была странная фигура. Сын деревенского лавочника, он обладал соответствующим складом характера. Его родиной был Вермонт — холодная горная область, где люди тяжко трудятся, чтобы вырвать необходимое для жизни у каменистой почвы, берегут каждый грош, цепко за него держатся и не болтают лишнего о своих делах. «Осторожный Кол» было прозвище нового президента; при помощи очень легкого способа — он ровно ничего не говорил — новый президент дал газетам возможность изображать его в виде «молчаливого и твердого государственного деятеля». Его излюбленным занятием было спускаться в подвалы Белого дома и ревизовать запасы бакалейных товаров в своей резиденции. Это было выгодно для Робби и всех крупных дельцов; президент позволял им править страной и не путался в дела, которых не понимал.

Денежный туз улыбался, когда его сын, прекраснодушный идеалист, говорил ему о Рамсее Макдональдс и французских социалистах, об их мечте установить мир в Европе. Робби открыл ему знаменательный факт: военная промышленность возрождается. Во время послевоенной депрессии Робби старался доказать своему отцу, что заводам Бэдд не следует всецело переключаться на другую продукцию; старший брат Робби, Лофорд, хотел отказаться от производства оружия, но, как всегда, оказалось, что прав был Робби! Он уже получает небольшие заказы на разнообразные виды вооружения; голландские торговцы покупают оружие и контрабандой ввозят его в Германию по сети каналов, ведущих в эту страну. Франция предоставляет новые военные займы Польше, а также Малой Антанте, новому союзу держав, на который возложена задача изолировать русских на востоке и атаковать Германию, если она нападет на Францию.

— Я предвижу расцвет военной промышленности, — сказал Робби, — и, поверь мне, мы получим свою долю.

— Но, — возразил сын, — куда же денутся колоссальные запасы, оставшиеся после войны?

Отец улыбнулся. — У нас работали все эти пять лет инженеры и техники — точно так же у Виккерса, у Шнейдера, у всех. У нас есть новый пулемет, который делает на двести выстрелов в минуту больше, чем старый, и бьет на тысячу ярдов дальше. Старые пулеметы пригодятся для Южной Америки или Китая, но не для современной войны. И то же самое можно сказать о гранатах, дистанционных трубках и так далее. Все, что Америке понадобится в ближайшую войну, должно быть сделано заново. И притом незадолго до войны!

Ланни с интересом все это выслушивал — лестно ведь получать такие сведения прямо из первоисточника! — и невольно исполнялся почтения к своему властному родителю. Вместе с капиталом рос и авторитет Робби Бэдда, и много еще пройдет — времени, прежде чем любящий и деликатный сын наберется храбрости высказать ему напрямик свои несогласия. Затем Ланни отвозил отца в Париж, где великий бизнесмен ворочал делам; а сам Ланни тем временем бродил по городу, заходил к продавцам картин, смотрел, нет ли у них чего новенького; и тогда им овладевал непреодолимый соблазн — еще разок навестить своего «красного дядюшку». Он обманывал себя, он мысленно оправдывался тем, что просто ему хочется послушать сплетни о художниках, о том, кто что делает, как растет слава Детаза и что говорят о нем продавцы — всю эту болтовню на профессиональные темы, к которой художники питают не меньшую слабость, чем оружейные заводчики. Но пека он сидел у Джесса, к тому заглядывал кто-нибудь из его левых друзей или являлась подруга Джесса покормить его завтраком, разговор переходил на политику, и в комнате начинали витать запретные для Ланни «опасные мысли», поражая его в самые чувствительные места.