Это было уже слишком — такое проявление любви и понимания от Рази. Внезапно глаза Винтер переполнились слезами, которые она была не в силах удержать, и, всхлипнув, девочка закрыла лицо ладонями и разрыдалась.

К счастью, Кристофер не бросился ее утешать, и она плакала, пока горе не излилось полностью, оставив только усталость и легкую головную боль. Наконец она выпрямилась, отряхнула мокрые ладошки и шмыгнула носом, чтобы восстановить дыхание. Перед дверью никого не было, но дальше по коридору звучали голоса, двое — кто-то с услужливыми интонациями и Кристофер, с явным северным акцентом, — спорили.

— Но это моя работа, — настаивал придворный. — Я должен их отнести!

— Отдай их мне, лакей проклятый, или, клянусь, я с тебя шкуру живьем сдеру! — Кристофер почти шипел от гнева.

— Это моя работа…

Громкий звук оплеухи и вскрик, потом — возмущенное молчание. И мягкий голос с хадрийским акцентом:

— Ну что, готов отдать их? Или ты сейчас все разольешь и пойдешь за новыми?

Что-то металлическое звякнуло, недовольное ворчание — и легкие шаги затихли в отдалении. Затем Кристофер вошел, стараясь не поднимать взгляда на Винтер, осторожно неся три больших кувшина с горячей водой.

— Вот… — сказал он, обойдя ее и отметив каплями воды свой путь в туалетную комнату. Там юноша поставил два кувшина на пол рядом с умывальником, а содержимое третьего вылил в металлическую миску. Вынув кусок мыла из кармана, пристроил его в мыльницу. Вышел, вернулся с охапкой полотенец.

— Теперь все правильно, — закончил Кристофер фразу, все еще не глядя на Винтер. — Я позову тебя заранее, чтобы ты успела приодеться к пиру, если твой отец не вернется раньше. — И вышел, аккуратно затворив за собой двери.

Девушка настолько устала, что ей казалось, будто все тело гудит и скрипит, как кузнечики в знойный день. Струящийся в окна свет был тяжел от запаха апельсинового цвета, и Винтер закрыла глаза, чтобы насладиться теплом и одиночеством.

Она пошла в спальню, задвинула засов на двери и разделась догола, свалив грязную одежду кучей возле двери. На стопке полотенец нашлись губка, а также щеточка для ногтей, щипчики и гребень; все предметы были с вырезанной печатью Рази. Слава богу, ей не придется разыскивать свои!

Медленно, потому что отяжелевшие руки сводило от усталости, Винтер размотала кожаные ремешки, стянувшие волосы, и позволила густой рыжеватой волне рассыпаться по плечам и опуститься ниже лопаток. Конечно, грязные, засаленные кудрявые волосы совсем спутались, но ей, к счастью, удалось избежать вшей в дороге. Почти весь первый кувшин ушел на оттирание и ополаскивание, снова и снова, до тех пор, пока чистые мокрые волосы не начали поскрипывать. Когда она стала довольна результатом, пришлось снова опустить волосы в миску и тщательно прочесать их под чистой водой. Так было значительно легче распутать узелки. Потом, нагнувшись вперед, Винтер замотала голову полотенцем и выпрямилась — отброшенные волосы повисли за спиной, как толстая сосиска.

Девушка выплеснула грязную воду в окно и наполнила миску из второго кувшина. Аромат роз и апельсинов, лимонный запах мыла убаюкали ее — кажется, вся комната наполнилась волшебным туманом, пока она оттирала трехмесячную грязь, глубоко въевшуюся в ее тело.

У Винтер со времени отъезда из дворца Ширкен осталась всего одна чистая сорочка. Она была влажной и отдавала плесенью — как все на Севере, в конце концов. Но эта сырость не смогла перебороть лимонный дух от ее еще мокрых волос, которые Винтер освободила от полотенца, чтобы заплести в длинную косу и засунуть под ночной чепец.

«Я прилягу на минуточку, — подумала она, забираясь под комариную сетку и вытягиваясь на прохладных, пахнущих лавандой простынях. — Я не засну, пока папа не вернется сюда…» Она незаметно провалилась в сон, даже не успев додумать мысль до конца.

Она стояла посреди поля маков, которое простиралось до самого горизонта. Когда Винтер шла, цветы пачкали красным цветом ее ноги и край одежды. Она слышала высокий скулящий вой или плач, терзающий ее сердце, словно крик чайки, попавшей в сети, но вокруг не было никого, сколько она ни озиралась. Краска с маков стала жечь ноги. Винтер вдруг стало понятно, что они вовсе не красные, а белые: белые маки, залитые кровью.

Крик стал ближе — и девушка взбежала на пригорок, с которого было видно небольшую долину. Там вокруг какого-то бедного мертвого зверя собирались волки — рыча, огрызаясь, они обгладывали кости и рвали тело. Хищников было так много, что за серыми телами совсем не было видно их добычи, но теперь стало понятно, что тревожащий вопль раздавался отсюда. Ох, несчастное существо было еще живо!

Винтер подняла с земли длинный лук и прицелилась, надеясь избавить животное от страданий. «Я никогда не смогу натянуть этот лук, он слишком велик для меня». Но ей удалось плавно отвести тетиву, так что оперенье стрелы не чиркнуло по щеке.