И в самом деле – вдоль извилистой ленты очереди сновали подростки, без которых нигде и ничего не обходится.

– Атас, ребя! – завидев тетушку Зандбург, издал предупреждающий клич смуглый Янис, весьма гордившийся кличкой «Мексиканец Джо». – Жандармама здесь, сейчас прицепится.

Поздно. Властным жестом тетушка Зандбург подозвала мальчишек и тотчас перешла в наступление:

– Конечно! Когда в школу, тогда их не добудиться, а когда в кино нанимают артистов – они тут как тут! И перестань, Герберт, жевать, когда с тобой начальство разговаривает.

Парень послушно вынул изо рта комочек жвачки и прилепил его к мочке правого уха.

– Уж не подорожала ли эта дрянь, коли боишься выплюнуть? – продолжала пилить тетушка Зандбург.

– Как всегда – красненькая за блок, – сознался Мексиканец Джо. – Но у нас объявлен месячник экономии.

Это было сказано так торжественно, что Зандбург, хорошо знавшая своих подшефных огольцов, решила временно воздержаться от дальнейших расспросов. Сами все выложат, не удержатся, если уж замыслили что-то серьезное, а это было написано у них на физиономиях.

– Раз так, то снимаемся и берем курс на наш уголок, – предложила тетушка Зандбург. – Поможете мне прибрать помещение, а потом поиграете в пинг-понг или в новус.

Лица у ребят вытянулись.

– А мы думали, может, нам тут обломится пара рублишек, – не выдержал Герберт.

– Тоже мне Гарри Пиль, – поддела Зандбург. – По-твоему, если можешь по деревьям лазать, то уже и артист? Никто не клюнет на твои дырявые штаны, тут делают настоящее искусство… А тебе, Райта, что не дает покоя? Слава Греты Гарбо или Марлен Дитрих? Так имей в виду, у каждой из них ума было больше, чем у десяти таких, как ты.

Длинноногая Райта надулась.

– В уголке скучно. Двое играют, а остальным мух ловить…

– Если б хоть музыка была… – мечтательно протянул Мексиканец Джо. – Врубить бы настоящий попс в твоем вкусе, Кобра.

– Мы копим деньги на японский транзистор, – выпалил Герберт. – Вчера в комиссионке видели трехдиапазонную «Сикуру», и стоит всего полтора куска. Монте-Карло берет даже днем, мы ее покрутили.

– А тебе обязательно Монте-Карло, иначе умрешь! Так намотай на ус то, что тебе говорит взрослый человек, кое-что повидавший на свете. Самым лучшим радио было, есть и будет радиоточка. Тут тебе и музыка, тут тебе и новости и никакого шума и треска. И незачем забивать башку разными шлягерами, вы и без того балбесы. В ваши годы я помогала матери хозяйство вести, ни о каких транзисторах даже заикнуться не смела…

Тетушка Зандбург по всей вероятности еще долго читала бы мораль ребятам, если бы в эту минуту на площади не появился микроавтобус киностудии. Из него выскочил очкастый мужчина в черном кожаном пиджаке, за ним выпрыгнула чернявая худышка в сером беретике на вздыбленных кудрях. В руках она держала кинокамеру. Не теряя ни секунды, кинооператорша навела объектив на скопище людей, уткнулась носом в видоискатель и включила мотор.

– Не тратьте зря пленку, Лилия, – сказал ей режиссер Крейцманис. – Опять не хватит на кинопробы.

Лилия Дунце не дала себя сбить с панталыку. Злые языки утверждали, что невооруженным глазом она теперь вообще ничего не видит, а может воспринимать окружающее лишь через видоискатель киноаппарата. Лилия не возражала против такого мнения. И сейчас профессиональное чутье позволяло ей безошибочно брать в кадр наиболее подходящих кандидатов.

У Крейцманиса тоже глаз был наметан на оригинальных типажей. В свое время он изучал психологию и стал неплохим физиономистом, так что не было ничего удивительного в том, что и оператор и режиссер одновременно обратили внимание на тетушку Зандбург.

– Вы великолепны! Прямо как по заказу! – возликовал Крейцманис и принялся трясти старушке руку. – Прошу вас, присядьте, то есть, конечно, стойте… В театре вы бывали?

– Театр – моя стихия! – тетушка Зандбург выпрямилась, насколько ей позволяли годы. – В драмколлективе нашего домоуправления мне доверяют самые ответственные роли. И только здравый смысл вынуждает меня отказываться от таких образов, как Гретхен или Дездемона. В моем возрасте позволить убить себя на глазах у публики какому-то ревнивцу-негру…

– В нашем фильме подобные страсти вам не грозят. Роль бывшей домовладелицы для вас будет сущий пустяк, – успокоил Крейцманис. – К примеру, попробуйте произнести такую реплику: «Как вспомню свой первый бал в этом зале!.. Высший свет города!.. Даже капитанш не пускали на порог…»

– Неправда! – запротестовала Зандбург. – Мой покойный в ту пору ходил всего вторым штурманом, но я не пропускала ни одного званого вечера.

– Еще бы! Вашему папаше принадлежала оптовая торговля и трехэтажный дом на Гертрудинской, – вмешался в разговор стоявший рядом старичок.