— Погляди, погляди. Кстати, учти, — продолжал Стрезер, — что, допуская свою сестрицу до себя, ты оказываешь ей истинное благодеяние. Даришь два месяца в Париже, где она, если не ошибаюсь, не была с того времени, как вышла замуж, и который ей, без сомнения, нужен только как повод сюда приехать.

Чэд внимательно слушал, но выказал собственное знание света.

— Этот повод существовал у нее все эти годы, только она ни разу им не воспользовалась.

— Ты имеешь в виду себя? — осведомился Стрезер после секундной паузы.

— Разумеется — одинокого изгнанника. А вы кого имеете в виду?

— Себя. Для нее тут повод — я. Вернее — что, впрочем, сводится к тому же — для твоей матушки.

— В таком случае, — возразил Чэд, — почему она не приедет сама?

Стрезер посмотрел на него долгим взглядом.

— А ты этого хотел бы? — И потом, так как его гость на это ничего не сказал, прибавил: — Никто не мешает тебе самому послать ей телеграмму.

Чэд замялся:

— И она приедет, если я пошлю?

— Вполне возможно. Попробуй — и увидишь.

— А почему вы не попробуете? — помолчав, спросил Чэд.

— Не хочу пробовать.

— Вам ни к чему ее присутствие здесь?

Стрезер принял вызов, и ответ его на этот вопрос прозвучал особенно выразительно:

— Это называется, милый мой, — с больной головы на здоровую.

— О, понимаю, на что вы намекаете. Не сомневаюсь — вы будете с нею великолепны. Только вам вовсе не хочется ее здесь видеть. Ладно, не стану учинять вам подлость.

— Почему «подлость»? Ты в своем праве и не сделал бы этим ничего дурного, — заявил Стрезер и уже другим тоном добавил: — К тому же ты сможешь порадовать ее интересным знакомством в лице мадам де Вионе.

Высказывая эту блестящую идею, наш друг смотрел своему гостю прямо в глаза, но Чэд ни на мгновение не дрогнул, не отвел своих и отвечал ласковым, но бестрепетным взглядом. Наконец, встав с дивана, он заговорил, и сказанное им поразило Стрезера:

— Матушка ее не поймет, но это не имеет значения. Мадам де Вионе непременно захочет с нею встретиться. Она захочет испытать на ней свое обаяние. Полагает, что сумеет ее завоевать.

На мгновение Стрезер задумался: а вдруг, но в конце концов отверг такую возможность:

— Нет, не сумеет!

— Вы решительно в этом уверены? — спросил Чэд.

— Рискни, если угодно.

И, тем самым ясно выразив свое мнение, Стрезер настоятельно предложил выйти на воздух, но молодой человек все еще медлил.

— Вы уже отослали ответ?

— Нет, я пока еще ничего не предпринимал.

— Отложили до встречи со мной?

— Не в этом дело.

— Отложили до встречи, — и Чэд посмотрел на него с улыбкой, — с мисс Гостри?

— Нет. Даже и мисс Гостри тут ни при чем. Равно как и другие. Я отложил ответ, чтобы определиться самому… и в полном одиночестве, и — разумеется, я обязан тебе это сказать — почти уже определился. Так что подожди немного, прояви ко мне терпение. Вспомни, — продолжал Стрезер, — вначале ты просил меня о том же. Я, как видишь, пошел тебе навстречу, и вот что из этого получилось. Останься здесь со мной.

Чэд сразу стал серьезным.

— На сколько?

— Пока я не дам тебе знать. Я и сам в любом случае не могу, ты же знаешь, остаться здесь навсегда. Пусть Пококи приезжают, — закончил он.

— Потому что вы выигрываете время?

— Да — выигрываю время.

Чэд, видимо все еще не понимая его мотивов, добрую минуту молчал.

— Вы не хотите возвращаться к матушке?

— Не сейчас. Я не совсем готов.

— Почувствовали, — Чэд заговорил каким-то своим особенным тоном, — прелесть здешней жизни?

— В высшей степени, — не побоялся признаться Стрезер. — Ты же и помог мне почувствовать ее в полной мере, так что вряд ли тебя это должно удивлять.

— Меня это нисколько не удивляет, только радует. Но куда, дорогой мой сэр?.. — продолжал с наигранным ужасом Чэд. — К чему это вас приведет?

Вопрос этот вдруг странным образом обнаружил, что они поменялись ролями, и, едва произнеся его, Чэд рассмеялся, а глядя на него, рассмеялся и Стрезер.

— Надо думать, к твердому решению, проверенному опытом и закаленному в огне… Ах, если бы, — вырвалось у него, — ты в первый мой месяц здесь согласился уехать со мной!..