— Вот как. — И она сделала свои выводы: — А у вас Мария.

Пусть! Он, со своей стороны, это принял.

— Да, у меня Мария. А у Марии — я. И так далее.

— А мистер Джим — у него кто?

— В его распоряжении — или словно так — весь Париж.

— А разве мистер Уэймарш, — вспомнила она, — не предпочитает всем мисс Бэррес?

— Мисс Бэррес — дама raffin'ee, [86] и миссис Покок не наносит ущерба ее удовольствиям. Напротив, скорее, к ним прибавит, в особенности если, одержав победу, предоставит мисс Бэррес возможность ее созерцать.

— Как хорошо вы насзнаете! — Мадам де Вионе даже вздохнула.

— Отнюдь нет. Это нас, мне думается, я знаю. Знаю Сару — вот почва, на которой я, пожалуй, стою твердой ногой. Уэймарш будет вывозить Сару, а Чэд — Джима, и я, смею вас заверить, буду только рад за них обоих. Сара получит желаемое: принесет свою дань идеалу, и Джим также принесет свою. В Париже все это разлито в воздухе — иначе просто нельзя. К тому же Саре прежде всего хочется, в числе прочего, особенно подчеркнуть, что она не для того отправилась в Европу, чтобы проявлять ограниченность. Это, по крайней мере, она даст нам «почувствовать».

— Ох, — вздохнула мадам де Вионе, — сколько всего, надо думать, нам предстоит «почувствовать»? Но при таком раскладе что будет с милой крошкой?

— С Мэмми — если мы все заняты? Ну тут, — сказал Стрезер, — можно положиться на Чэда.

— Вы хотите сказать: он займется ею?

— Он окажет ей всевозможное внимание, как только сбросит с себя Джима. Ему нужно взять от Джима, что тот может дать… и даже то, что не может… впрочем, он и так уже все получил, и даже больше того, от меня. Короче, Чэду хочется составить собственное впечатление, и он его обретет — и весьма сильное. И как только насытится, Мэмми уже не будет в тени: она не пострадает.

— Мэмми не должна пострадать! — с особым, поощряющим ударением сказала мадам де Вионе.

— Не бойтесь, — поспешил заверить ее Стрезер. — Как только Чэд покончит с Джимом, тот перейдет ко мне. И тогда вы увидите.

Она словно уже «видела», но все же еще чего-то ждала. И вдруг:

— Она и в самом деле так прелестна?

Стрезер, который после последней фразы взялся за шляпу и перчатки, замешкался.

— Не знаю. Я присматриваюсь. Изучаю, так сказать, это редкое явление и, смею думать, смогу вам кое-что доложить.

— А она — явление? — спросила мадам де Вионе.

— Да, по-моему. Во всяком случае, я разберусь.

— Разве вы не знали ее прежде?

— Знал. — Он улыбнулся. — Но почему-то дома она не была явлением. Но вот с тех пор стала. — Он словно выводил это для себя. — Здесь стала.

— Так быстро?

— Не быстрее, чем я.

— А вы тоже стали?..

— Молниеносно. В тот же день, когда прибыл.

В ее проницательных глазах отразилась мелькнувшая по этому поводу мысль.

— Да, но в день, когда вы прибыли, вам повстречалась Мария. А кто повстречался мисс Покок?

Он не сразу ответил, но все же решился:

— Разве она не встретилась с Чэдом?

— Разумеется… но ведь не впервые. Они давно знают друг друга. — Стрезер только согласно кивнул, медленно, значительно, а она продолжала: — Вы хотите сказать, ей, по крайней мере, он показался новым лицом, представился иным.

— Да, иным.

— А каким? Каким она его видит?

Этого Стрезер не знал.

— Кто же в силах сказать, каким глубокая умная девушка видит молодого человека, глубокого и умного?

— Они все такие глубокие? Она тоже?

— Такое у меня впечатление — она глубже, чем я полагал. Повремените немного, и мы вместе все для себя выясним. Вы составите о ней собственное мнение.

Такая возможность, казалось, удовлетворяла мадам де Вионе.

— Стало быть, Сара приедет с ней? То есть Мэмми с миссис Покок?

— Без сомнения. Любопытство, — если уж ничто другое, — сделает свое дело. Впрочем, предоставьте все это Чэду.

— Ах, — вздохнула мадам де Вионе и отвернулась, словно скрывая усталость: — Чего только я не предоставляю Чэду!

Тон, которым это было сказано, вызвал у него сочувственный взгляд, выражавший, что он видит, как она напряжена. Но он снова пустил в ход призыв к доверию:

— Верьте ему! Верьте до конца!

Не успел Стрезер произнести эти слова, как сам их звук показался ему фальшивым — отступничеством от собственной точки зрения, и у него невольно вырвался смешок, который он мгновенно подавил. И тут же еще настойчивее посоветовал: