Может, я был слишком поглощен своим занятием или же грохот якорной цепи заглушил все остальные звуки, но я не сразу среагировал на чей-то зов, хотя он прозвучал несколько раз.

Это было похоже на женский крик. Сначала я подумал, что он доносится с одной из яхт, стоящих на якоре неподалеку. В такую погоду сосчитать количество выпитого на этой яхте виски могла бы только ЭВМ последнего поколения.

Но голос раздался снова, и на этот раз гораздо ближе. Интонации борьбы и тревоги исключали гипотезу о пьяной пирушке. Это отнюдь не походило на возглас сожаления по поводу окончания последней бутылки. Это была мольба о помощи.

Я остановил подъемник. «Лилипут» каким-то образом сам очутился в моей руке.

– На помощь! Спасите!

Приглушенный полный отчаяния голос доносился по воде со стороны порта. Я рванулся туда, но тут же вспомнил печальный опыт Дэвиса и представил себе, как скоро я встречусь с ним, если эти звуки исходят из лодки, в которой двое джентльменов, вооруженных автоматами, ждут появления доверчивого Кэлверта, чтобы нажать на спуск.

– Помогите! Умоляю!..

Я отбросил колебания и приступил к решительным действиям. Это был не просто женский голос, молящий о помощи, – это был голос Шарлотты Ставракис. Схватив резиновый кранец, постоянно привязанный к одной из опор барьера, я бросил его в воду.

– Это вы, миссис Ставракис?

– Да, да, это я. Спасибо… Спасибо… – Она еле дышала, и каждое слово давалось ей с огромным трудом. Судя по всему, она успела наглотаться воды.

– Там, в воде, кранец… круг. – Кто знает, может быть, жена такого проверенного мореплавателя, как сэр Антони, сама не слишком разбирается в морской терминологии. – Схватитесь за него.

– Да… Я уже…

– Попытайтесь вскарабкаться на борт.

Вздох, всплеск воды, возглас досады.

– Нет… Я не могу… Не получается…

– Не волнуйтесь, держитесь, я сейчас вам помогу.

Надо было бежать искать деда Артура, но, к счастью, он уже стоял за моей спиной.

– Госпожа Ставракис за бортом, – шепнул я ему на ухо. – Возможно, это ловушка, но мы должны ей помочь. Если вы увидите какой-нибудь свет – стреляйте без предупреждения.

Он не ответил, но его рука дернулась к карману, в котором лежал люгер. Я перелез через борт и, соскользнув по канату до самой ватерлинии, вытянул руку и схватил неудачную пловчиху. Она отнюдь не была дюймовочкой, а к тому же зачем-то прицепила к поясу большой полиэтиленовый пакет. Что же касается меня, то моя физическая форма была не такой блестящей, как десять лет, а тем более десять часов назад. И все же при помощи деда Артура я втащил даму на палубу. Мы внесли ее в рубку и уложили на кушетку.

Если бы в эту минуту кто-нибудь из знаменитых фотографов-художников сделал серию фотопортретов великой кинозвезды, ни один из иллюстрированных журналов не принял бы эти фотоснимки в печать, опасаясь обвинения в клевете. Ее черные брюки и элегантная блузка выглядели так, будто находились в воде минимум месяц. Длинные, мокрые, спутанные волосы прилипли ко лбу и щекам. Лицо заливала мертвенная бледность, а в больших окаймленных черными кругами глазах застыл страх. Тушь и губная помада стекали по коже цветными ручейками. Короче говоря, это было не совсем то, во что влюблялись миллионы европейцев.

– Дорогая моя… Дорогая моя, – приговаривал дед Артур самым снобистским тоном, какой только был в его репертуаре, и, припадая у ее ног то на одно, то на другое колено, пытался дотронуться до ее лица извлеченным из кармана стерильным носовым платком. – Бога ради, что случилось? Коньяк, Кэлверт, коньяк! – Это прозвучало, как «Скальпель!», обращенное знаменитым хирургом к замешкавшемуся ассистенту в кульминационный момент уникальной операции на сердце. – Быстрее! Вы что, окаменели?

Наивный, он надеялся, что после его возлияний на корабле найдется хоть капля спиртного. Нужно было подумать об этом заранее и оборудовать третий мотор со встроенным самогонным аппаратом. Впрочем, мой неприкосновенный запас все еще не был окончательно разграблен.

– Если вы возьмете на себя оказание первой помощи миссис Ставракис, – сказал я, подавая ему наполненный стакан, – мне все же хотелось бы поднять якорь.

– Нет, нет… Не бойтесь… – вдруг довольно активно запротестовала спасенная, отхлебнув глоток и закашлявшись. – Они не появятся раньше, чем через два часа. Я знаю. Я слышала их разговор. Происходят страшные и непонятные вещи, адмирал. Я была вынуждена бежать. Бежать любой ценой.

– Прошу вас, дорогая, не принимайте все так близко к сердцу, – приговаривал дед Артур, как будто наша гостья имела возможность разумно дозировать свои эмоции. – Выпейте еще, дорогая миссис Ставракис.

– О нет, только не это!

Я подумал, что женское кокетство не знает границ: промокшая и озябшая, она отказывалась от превосходного пятидесятилетнего коньяка. Но тут же сообразил, что ее полный отвращения возглас относится не к гордости моей коллекции, а к обращению «миссис Ставракис».

– Прошу вас, называйте меня Шарлотта. Просто Шарлотта. Шарлотта Майер.

Я снова подумал, что женское кокетство не знает границ: дружный коллектив пиратов наверняка уже приготовил для нас небольшую атомную бомбу, которая вот-вот влетит к нам в иллюминатор, а очаровательно улыбающуюся Шарлотту интересует только одно – чтобы к ней обращались по имени, а не по фамилии.