Как бы ни оценивались достижения последнего десятилетия в богословии и экклезиологии, нужно признать, что сегодня речь идет о самой природе христианства, а не только о его выражении в той или иной форме или таинствах. Если бы теперь православные и англикане, или хотя бы некоторые из них, попытались прийти к осмысленному соглашению о том, что действительно означает христианское благовестие, они смогли бы подойти и к оценке истинного состояния наших межцерковных отношений.

Лично я считаю, что дискуссия на страницах нашего Quarterly, в которой участвовали Джон Росснер, епископ Макгвайр и Жорж Барруа [114] , очень важна именно потому, что в ней преодолевается обычная экклезпологическая путаница англикано–православных диалогов. Нам пора поговорить — хотя бы вкратце — о Троице, об Иисусе Христе и о природе человека, не просто повторяя формулировки прошлого, а проверяя конкретное исповедание и учение друг друга этими основными христианскими истинами. Чтобы добиться успеха, в этом диалоге должны принять участие не только «профессиональные экуменисты», но и те, кто действительно живет жизнью наш их общин и ответствен за нее.

Дискуссия эта может взять за образец Содружество св. Албания и преп. Сергия [115] , которое все еще является наиболее долговечным и влиятельным форумом англикано–православного сближения, ее можно организовать и совсем не официально, без непосредственного участия или намеренного исключения из него церковных руководителей. Следует ли принять предложение епископа Макгвайра и составить совместное «Заявление об общей вере и практике двадцатого столетия»? [116] Это предложение требует внимательного рассмотрения. Епископ Макгвайр достаточно осторожно уточняет, что в его планы входит не подготовка «доктринального обоснования, достаточного для объединения», а скорее «разработка руководства для наших будущих разговоров». Однако профессор Барруа справедливо опасается формальных «исповеданий». Православные эксперименты семнадцатого века в составлении «исповеданий» в ответ на протестантские запросы никому в конце концов не помогли [117] .

Действительно важным мне представляется выработка методологии, которой все могли бы следовать. Вопрос в том, можно ли объединить нынешних христиан вокруг благовестия Воскресения Христова со всем тем, что из этого вытекает, а именно:

— Божественное и человеческое в Едином Христе, т. е. утверждение, что конечное предназначение человека — в Боге и что Бог являет Себя в человеке и через человека;

— познание во Христе Отца и Духа, т. е. Бога, Которого мы опытно открываем как Троицу;

— пасхальное понимание жизни Церкви, спасительная миссия которой в мире заключается в освобождении человека от детерминизма мира сего и восстановлении его общения с Богом.

Вопрос, будет или нет соглашение по таким пунктам способствовать дальнейшим межцерковным сношениям, оставим Божественному Провидению. Но богословская работа такого рода будет действительно полезна только в том случае, если она не попадет в обычную ловушку возведенного в институт экуменизма: создание документов неопределенного содержания с целью подготовки, поддержки или предвосхищения соединения Церквей как учреждений без истинной духовной встречи. Вместо составления документов для удовлетворения «профессиональных экуменистов» нам следует вместе попытаться сказать что–нибудь неверующему человеку или хотя бы рядовому члену Церкви. Если бы мы смогли увидеть, что проповедуем одну и ту же Благую Весть, нам было бы легче обсуждать неразрешенные экклезиологические вопросы,

Я знаю, что мои скептически настроенные православные собратья скажут, что всегда легко прийти к соглашению с отдельной группой англикан и таким образом обрести иллюзию англикано–православного взаимопонимания, тогда как на деле англиканское содружество [118] сохранит свою «широту», распространяющуюся равно на всех, и другие англикане будут в то же самое время соглашаться с методистами и пресвитерианами. Мне, однако, кажется, что в целом, с богословской точки зрения, ситуация в этом отношении меняется.

Англиканское содружество приближается к моменту истины. Перед ним стоит реальная возможность слияния с основным течением либерального протестантизма, и временами англикане уже чувствуют, что они больше не нужны Риму в качестве «моста» к протестантству — слишком много католиков переплыло поток своими силами.

Но момент истины предстоит и Православию. Этнополитические структуры, которые придавали ему ощущение стабильности и непрерывности, быстро разрушаются. И сегодня сохранить среди молодежи веру в Православие может только его истина и кафоличность.

Не означает ли это, что настало время англиканам и православным попытаться встретиться друг с другом в истине Евангелия?

В истории христианства одним из значительнейших явлений представляется преодоление в нашем веке языковых, культурных и географических границ между христианами Востока и Запада. Всего пятьдесят лет назад общение между нами было возможно либо на техническом научном уровне, либо в форме полемических столкновений в таких областях, где православные и католики настолько отождествляли свою церковную принадлежность с национальной, что это делало осмысленный богословский диалог невозможным. В настоящее время картина коренным образом изменилась в двух основных отношениях:

1) Как восточное, так и западное христианство может теперь считаться представленным повсюду в мире. В частности, интеллектуальное свидетельство русской диаспоры в период между двумя войнами и постепенное созревание американского Православия после Второй мировой войны в большой мере способствовали тому, что Православная Церковь оказалась в основном течении экуменических событий.

2) Все христиане стоят перед вызовом единого и в корне расцерковленного мира. Этому вызову нужно смотреть в лицо, как проблеме, нуждающейся в богословском и духовном ответе. Для молодых поколений, где бы они ни были, не существенно, от какой именно духовной генеалогии зависит этот ответ — западной, восточной, византийской или латинской, лишь бы он прозвучал для них истиной и жизнью. Поэтому православное богословие будет либо подлинно «кафолическим», т. е. действительным для всех, либо оно не будет богословием вообще. Оно должно определять себя как православное богословие, а не как «восточное», и оно может это делать, не отказываясь от своих исторически восточных корней.