– Мало ли кто их создал. Бен Ладен сейчас сильно обижен на американцев.

– А еще больше он обижен на нас и Афганистан и недавно расплевался с саудитами. Версия шита белыми нитками. Мы проводим независимое расследование, результатов пока нет, но и исламский след слишком явно выпирает на поверхность. Это неправильно.

– С саудитами он в нормальных отношениях. Именно Саудовская Аравия и поддерживает «Аль Кайеду» и прочих фундаменталистов! – выпалил Рычков.

– Незадолго до своей смерти Хаймс искала контакты с нами, – грустно промолвил Верховный.

– Может быть, в этом и причина? Может быть, на самом деле там формируется тоталитарный режим?

– Может быть, Антон Васильевич. Вот вам еще одно задание: выяснить, как ее убийство повлияло на баланс между политическими группировками в Вашингтоне? И сильно ли пошатнулись позиции сторонников сближения с Союзом?

– Сейчас там «ястребы» не в чести. Прямая конфронтация несет Америке больше вреда, чем пользы. – Немного подумав, Рычков добавил: – Они все больше и больше доверяют нашим гарантиям сохранения мира в Северном полушарии.

Трубачев скептически усмехнулся в ответ на это заявление и закрыл свой компьютер. Видно было, что он уже сделал для себя определенные выводы и сейчас только ждет, когда можно будет покинуть кабинет и ехать к себе на Лубянку работать. Бугров бросил на него недовольный взгляд, хотел было что-то добавить, но махнул рукой.

– У каждого свое мнение, но все равно, прошу всех учесть в своих расчетах фактор Хаймс. Спасибо, все свободны, – подвел черту Верховный, завершая совещание.

На этом неожиданности сегодняшнего дня не закончились. Сразу после совещания в приемной Верховного Шумилова проинформировали о ЧП, имевшем место на Дальнем Востоке. Китайский бомбардировщик нарушил восточную границу СССР. Нарушителя перехватили наши истребители и отвели на аэродром под Комсомольском-на-Амуре. Сразу после приземления все четверо китайских летчиков попросили политического убежища. Малоприятный момент, если учесть сильную заинтересованность Советского Союза в китайском рынке сбыта. Но и возвращать летчиков нельзя – это равносильно публичному признанию своей несостоятельности и слабости.

Быстро прикинув в голове плюсы и минусы, Павел Николаевич попросил Рычкова подготовить необходимые документы по предоставлению беглецам политического убежища и аргументированный ответ Китаю, ежели затребуют летчиков обратно. Самолет однозначно придется вернуть, а людей нет. Только если они не уголовники и действительно бежали по мотивам, похожим на политические.

– Советский Союз не обязан ни перед кем отчитываться, – наставительным тоном произнес Шумилов и, резко повернувшись, дал понять, что разговор окончен.

Разумеется, он несколько переступал за рамки своих полномочий, но это не страшно – Бугров все равно ответит так же, если не жестче. Вспомнилось, что Верховный заявил зимой девяносто второго года в ответ на требование посла ФРГ выдать Эриха Хонеккера. Немецкий переводчик тогда так и не смог до конца передать смысл короткой, но емкой фразы, брошенной Арсением Степановичем. Правда, Хонеккер до сих пор опасается выезжать в «страны сомнительной законности», под которыми он понимает всю Европу и Северную Америку, но зато каждое лето ездит отдыхать на Кубу.

За окном открывался хороший вид на танковый парк. Огороженный колючей проволокой периметр, прожекторные вышки, ровные ряды боевых машин, часовые с автоматами, обходящие охраняемую территорию. Привычный милитаризованный пейзаж. Дальше, за танковым парком, чуть левее, виднелась реденькая рощица, а кругом степь, одна голая степь. И только у самого горизонта еле заметная цепочка деревьев отмечала русло узенькой речушки. Здесь, в районе базы Луньсянь, даже не было ни единого клочка возделанной земли, без чего современный Китай просто немыслим. Зона отчуждения вокруг полигона, ни одного постороннего человека.

Стас с раздражением загасил окурок прямо о подоконник и щелчком выкинул его в открытую форточку. На улице было прохладно, сквозило, но зато через форточку доносился аромат перепревших после дождя трав, перебиваемый запахами машинного масла и солярки. Несмотря на осенний пейзаж, настроение у Станислава было отнюдь не болдинским: каждый день одно и то же! Уже неделю сидим здесь взаперти, как Солнцевич в ГУЛАГе!

– Как дела, шеф? Есть что нового на горизонте? – прозвучал за спиной бодрый голос Алексея.

– Сам посмотри, – буркнул Станислав, не поворачивая головы. Алексей Родионов, серьезный очкастый конструктор с Казанского вертолетного, подошел к окну. Ничего нового он там не увидел, но надо же было что-нибудь делать!

– Интересно, когда закончится этот чертов карантин? – наконец после паузы задал риторический вопрос Алексей.

– А когда мы все окочуримся от скуки или когда весь Китай передохнет, – мрачно заявил Стас. Его самого бесила необходимость сидеть сиднем без дела, но приходилось. В стране был объявлен жесткий карантин, любое перемещение по дорогам запрещалось. Добраться до посольства не представлялось никакой возможности. Да и просто выйти на улицу тоже было нельзя – часовые у входа вежливо, но непреклонно пресекали таковые попытки. Свирепствовавшая по всему Востоку эпидемия косила людей сотнями тысяч. Неудивительно, что группе специалистов, работавших на базе Луньсянь, приходилось, стиснув зубы, ждать у моря погоды, точнее говоря, разрешения у эпидемиологов. Что, в принципе, одинаково.