Кармайн Дельмонико стоял, прислонившись к сапфирово-синему, с золотыми перьями, фазану, нарисованному на ресторанной витрине, и небрежно держал под мышкой большой коричневый пакет. Он равнодушно проводил взглядом ярко-красный «корвет» и вдруг с изумлением заметил, что машина аккуратно подъехала к тротуару, дверца открылась и появились длинные ноги мисс Дездемоны Дюпре.

— Ого! — присвистнул Кармайн. — Ни за что бы не подумал, что вы ездите на такой машине.

— Со временем его цена только вырастет, поэтому я ничего не потеряю, когда решу продать его, — объяснила Дездемона. — Идемте? Я умираю с голоду.

— Я думаю, мы поедим у меня. — Кармайн пошел к тротуару. — Здесь полно студентов из Чабба, а мое лицо в последние дни всем примелькалось благодаря «Холломен пост». И потом, не хочется заставлять бедолаг бегать в туалет, чтобы украдкой хлебнуть запрещенного спиртного.

— Коннектикутские законы о спиртном безнадежно устарели, — заявила Дездемона, шагая рядом с ним. — Студенты имеют право погибнуть на войне, а вот выпить — ни в коем случае.

— Возражений от меня вы не дождетесь, но я не думал, что вы так легко смиритесь с тем, что наши планы изменились.

— Дорогой мой Кармайн, мне тридцать два, я уже старовата, чтобы по-девчоночьи жеманиться, когда мужчина приглашает меня к себе на квартиру — или в дом? Далеко нам идти?

— Нет, близко, за углом. Я живу на двенадцатом этаже здания страховой компании «Мускат». Десять этажей занимают конторы, десять — жилые помещения. Доктор Сацума поселился в пентхаусе, а мне на такие апартаменты не хватило средств. Поэтому жилье у меня скромное.

— Скромность не то качество, которое у меня ассоциируется с вами, — заметила Дездемона, первой входя в мраморный вестибюль.

— Что мне в вас нравится, Дездемона, — сказал Кармайн, пока они поднимались в лифте, — так это манера изъясняться. Поначалу я думал, что вы надо мной издеваетесь, а теперь понимаю, что вам от природы присуща этакая… пафосность.

— Если нежелание пользоваться жаргоном называется пафосностью, тогда да, пафосности у меня хоть отбавляй.

Кармайн пропустил ее вперед при выходе из лифта, выудил из кармана ключ, отпер дверь и щелкнул выключателем.

Дездемона шагнула в комнату, и у нее перехватило дыхание. Стены и потолок были тускло-красными, пол покрывал ковер такого же цвета, освещение было тщательно продумано. По периметру комнаты располагались лампы дневного света, спрятанные за карнизами. Они освещали эффектные образцы ориентального искусства: трехстворчатую ширму с тиграми на фоне позолоченных квадратов, свиток, на котором изящными штрихами был нарисован спящий старик, мирно привалившийся к тигру, тигры с тигрятами и тигрица, воспитывающая отпрыска. Этот зверинец разбавляли несколько картин с неземной красоты горными вершинами, написанные на белой эмали и искусно вставленные в резные черные рамы. Четыре мягких китайских стула-бочонка были расставлены вокруг стола от «Лалик» — с морозным рисунком, напоминающим страусиные перья, который окружал центральный элемент из прозрачного стекла толщиной в три сантиметра. На столе стоял небольшой подсвечник от «Лалик» в том же стиле. Безупречная сервировка: два прибора, тонкий гладкий хрусталь по соседству с тонким фарфором без рисунка. Четыре красных китайских кресла составляли живописную группу рядом с приземистой храмовой собакой из керамики, голову которой прикрывал стеклянный лист. На фоне красных стен отчетливо выделялись черные лакированные шкафы. Как ни странно, этот оттенок красного не раздражал и не казался слишком ярким. Он был просто насыщенным и великолепным.

— О боги! — тихо произнесла Дездемона. — Теперь вам осталось только признаться, что вы пишете высокоинтеллектуальную поэзию и лелеете тысячу тайных скорбей.

Он рассмеялся и унес пакет на кухню — белую и безукоризненно, даже пугающе, чистую. Кухню перфекциониста.

— Не дождетесь, — заявил он, раскладывая еду по тарелкам. — Я простой итальянский коп из Холломена, которому хотя бы дома хочется видеть вокруг себя красоту. Белого вина или красного?

— Пива, если есть. Китайскую еду я обычно запиваю пивом. Знаете, я ожидала увидеть совсем другую квартиру, — призналась Дездемона, помогая Кармайну переносить тарелки. Остальную посуду забрал он, как заправский официант.

Он отодвинул стул, помог гостье сесть и сел сам.

— Ешьте, — предложил он. — Я взял понемногу всего, что есть в меню.

Оба были голодны, поэтому накинулись на еду, ловко орудуя палочками.

«Откуда во мне этот снобизм? — думала Дездемона. — Но нам, англичанам, свойственно быть снобами — всем, кроме уроженцев улицы Коронации. Почему мы забываем, что итальянцы правили миром задолго до нас и гораздо успешнее? Им мы обязаны Ренессансом, они обогатили мир искусством и литературой, изобрели арочные перекрытия, в конце концов. Даже этот итальянский коп из Холломена держится с достоинством римского императора, так почему бы ему не иметь изысканный вкус?»

— Зеленый чай, черный или кофе? — спросил Кармайн из кухни, загружая посудомоечную машину.

— Еще пива, пожалуйста.

— А что вы ожидали увидеть, Дездемона? — спросил он из глубин кресла, поставив на голову собаки свою чашку с зеленым чаем.

— Ну прежде всего — миссис Дельмонико, потом — качественную итальянскую кожу и консервативную цветовую гамму. А если бы меня позвали в холостяцкую берлогу полицейского — разномастную мебель с распродаж. Вы женаты? Спрашиваю исключительно из вежливости.

— Был женат, довольно давно. Моей дочери почти пятнадцать.

— Странно, что у вас хватает средств не только выплачивать алименты, но и покупать «Лалик».

— Никаких алиментов, — усмехнулся он. — Моя бывшая бросила меня и выскочила за человека, который может купить Чабб целиком. Они с моей дочерью живут в Лос-Анджелесе — в особняке, похожем на дворец Хэмптон-Корт.

— Вы поколесили по свету.

— Случалось, в том числе и по работе. Я занимаюсь разными делами, а в Чаббе много приезжих; иногда ниточки тянутся в Европу, на Ближний Восток, в Азию. Этот стол и подсвечник я увидел в витрине парижского магазина и отдал все до последнего цента, чтобы купить их. Китайские вещицы я приобрел в Гонконге и Макао, пока служил в Японии после войны. В оккупационных войсках. Китайцы в то время были настолько бедны, что отдали их мне за бесценок.