Шрифт:
Она в отчаянии хваталась за него своими дрожащими руками, но он оттолкнул ее от себя так грубо, что она чуть не упала. Его голос донесся до нее, словно через густой туман.
— Вот до чего вы его довели... это расплата за ваше тщеславие... но платить пришлось им... ему...
Он подошел к ней еще ближе и поднял руку, словно собирался ее ударить.
— Что вы собираетесь говорить?
Она с ужасом глядела на него, подавленная обвинением и чувствуя, что поддается его непреклонной воле; он словно гипнотизировал ее.
— Неужели Жюльен будет за вас расплачиваться?
— Нет, — воскликнула Сара, — я расплачусь сама, во имя моей любви.
Тогда он начал быстро шептать:
— Время не терпит! Колен поблизости. Я сейчас позову его, и мы вынесем Жюльена. Никто не подозревает, что он вернулся, кроме вас.
Где-то пробили часы; далеко, далеко, на проселочной дороге раздался стук телеги, нарушая полуденную тишину.
— Понимаю, — ответила Сара.
Гиз в последний раз взглянул на нее, потом осторожно пролез в окно и исчез. Она осталась одна с Жюльеном и Шарлем. И Шарль был мертв.
Он любил ее, и она тоже когда-то любила его, по крайней мере, он утверждал это. А Гиз только что сказал, что она играла с ним тщеславия ради.
Неужели он жертва ее тщеславия? И убил его Жюльен; Жюльен — убийца...
Нет, никогда! Тот самый Жюльен, который целовал землю, по которой она ступала?.. Это было вчера в сосновой роще... он стоял перед ней на коленях...
Гиз опять появился тем же таинственным путем, в сопровождении высокого человека, который, при виде тела Шарля, совсем растерялся.
— Графиня имела столкновение с Кэртоном, — сказал Гиз, — в результате Кэртон умер. Жюльен покинул замок час тому назад, вы слышите? — повернулся он в сторону Колена.
— Да, да, — пробормотал Колен, — я слышу.
Он смотрел на Сару с отвращением.
— Вы подтверждаете сказанное? — обратился Гиз к Саре повелительным тоном. — Ну, а теперь...
Он нагнулся к Жюльену и приподнял его; Жюльен застонал. Сара слабо вскрикнула.
— Боже мой, — шептал Колен, — Гиз...
Но Гиз решительно направился к окошку, изнемогая под тяжестью своей ноши, и ударом ноги распахнул его; они оба перелезли на террасу, спустились в парк и скрылись в тенистой аллее; потом хлопнула калитка, затрещал мотор, потом все стихло.
Сара стояла около колонны; как чист был мрамор, ни единого пятнышка! Ее взгляд упал на Шарля. Она бросилась к звонку и так неистово зазвонила, что пестрый шнурок остался у нее в руках.
Прибежавшие слуги нашли дверь замкнутой; они стучали в нее кулаками, а Сара смеялась: игра в прятки, и им ни за что не отыскать ее!
Но вот брякнуло оконное стекло, с треском взвились жалюзи, весь дом сбежался на террасу.
— Входите, входите же, — крикнула им Сара.
— Он умер, — прошептала она, протягивая руку по направлению к лежавшей на полу фигуре, — я его убила.
ГЛАВА XVIII
Злоба жестокие раны
Часто наносит любви,
И подтверждают те раны
Злую жестокость судьбы.
Лоренс Хусмэн
Общество мгновенно распалось на два лагеря, и только незначительная группа оказалась на стороне Сары; но эта группа готова была отстаивать ее до конца, какое бы преступление она ни совершила. Позади этих лагерей были приливы и отливы сочувствия широкой публики и прессы; некоторые газеты сделали своей рекламой настойчивую защиту женщины, единственное преступление которой заключалось в охранении своей чести от насилия.
Колен ухватился за это, как за якорь спасения.
— Да, да, — твердил он в лихорадочном волнении, — мы будем придерживаться этой линии.
Он был совершенно разбит как нравственно, так и физически и даже похудел за это время. Его терзали сомнения: тысячу раз он был готов во всем сознаться, но свидетельство против Жюльена было бы свидетельством и против него самого, и это его останавливало. Он не переставая проклинал образ действий старого Гиза, но был сам слишком запутан в этой истории. Ведь он не только помог вынести Жюльена из замка, он раздобыл яхту, на которой Гизу удалось увезти сына из Франции. Так как решительно никто не подозревал о помолвке, о Жюльене даже не вспомнили. Он был в безопасности.
— В полной безопасности, — не без горечи сказал Колен Саре.
Впрочем, эта безопасность далась не дешево, потому что Лукан сразу заподозрил что-то неладное.
— Почему вы меня не вызвали? — настойчиво допрашивал он Сару. — Почему? Так просто было протелефонировать мне, что у него сердечный припадок. Так оно и было на самом деле, и я не допустил бы огласки! Кэртон был конченый человек, малейшее волнение должно было доконать его, я могу в этом поклясться.
Он пытался оказать давление на местного доктора, напыщенного толстого человека, который кичился своим званием и отстаивал свою правоту даже перед Луканом, этой парижской знаменитостью.