— Некоторые из них подвергались гребаным лабораторным экспериментам, — сказал он.

Петра опустила кофейную кружку.

— Здесь, в «Темной радуге», мы не строим из себя врачей. Мы с Уэйном долго откладывали с рождением детей, а потом узнали, что у нас их быть не может. И после нашего переезда сюда, мне кажется, мы постепенно начали «усыновлять» таких людей, как Джефф, Рей и другие. В первый раз посетители приходят сюда, чтобы поесть и попить. Затем возвращаются, потому что здесь чувствуют себя лучше.

Грейс улыбнулась:

— А чувствуют они себя лучше потому, что владельцы их понимают, а у бармена есть особый талант их успокаивать.

Петра резко взмахнула рукой.

— К счастью, нам нечасто приходиться иметь дело с пустыми банками. Большинство наших клиентов платит наличными. Но хватит о нас. Давай поговорим о тебе. Лютер сказал, что нам нужно остерегаться женщины, которая может убить человека оперными песенками.

— Думаю, да. Ее песни были похожи на арии из опер.

— Я предпочитаю классический рок. Вот Уэйну нравится опера.

Грейс взглянула на него, пытаясь скрыть удивление.

— Вам нравится опера?

За барной стойкой Уэйн взял следующий стакан.

— Нравится. Она вроде как уносит меня в другое место, понимаешь? Я всего пару раз присутствовал на живых выступлениях, но зато у меня много компакт-дисков. А эта сирена хорошо поет?

— Ну, ее пение, конечно, очень сильно воздействует на аудиторию, — ответила Грейс. — Но хоть это и паранормальный талант, полагаю, поет она очень хорошо. Фэллон Джонс думает, что она профессиональная убийца, а не певица, но я в этом сомневаюсь. Может быть и наоборот.

Уэйн обдумывал ее слова, протирая тряпкой очередной стакан.

— В любом случае Лютер прав. Ты не должна оставаться одна, пока «Джонс и Джонс» не выдадут ей билетик на тот свет.

Грейс постаралась не удивляться тому, как небрежно он упомянул об убийстве сирены.

— «Джонс и Джонс» действительно этим занимаются? — откашлявшись, спросила она.

— Фэллон Джонс никогда бы в этом не признался, — отозвалась Петра. — Но да, иногда и такое случается.

Зазвонил телефон, прибитый к стене. Уэйн не обратил на него внимания. Петра вышла из кабинки и ответила на звонок.

— Да, Джулия, — сказала она. — Не волнуйся об этом. Надеюсь, он скоро поправится. Передай малышу от меня привет. Все в порядке. — Она бросила трубку на место и вздохнула. — Джулия не сможет прийти сегодня вечером. И завтра, наверное, тоже. У нее заболел ребенок.

— Ни посудомойки, ни официантки, — проворчал Уэйн. — И как раз в эти выходные. Самые загруженные дни недели. Просто отлично.

Петра покачала головой:

— Обычные проблемы с персоналом, когда заведение имеет успех. Д.Л. мы никогда не беспокоились, что кто-то может не прийти на работу.

— Д.Л.? — спросила Грейс.

— До Лютера, — объяснила Петра. — Кто знал, что успех будет такой занозой в заднице? Мы можем обходиться без Джулии, но я никак не могу одновременно готовить и мыть посуду, когда у нас полно посетителей.

— Я могу мыть посуду, — предложила Грейс.

Уэйн и Петра взглянули на нее так, будто она заговорила по-китайски.

— Я зарабатывала на жизнь мытьем посуды, — объяснила она. — Потом стала работать экономкой. Я, можно сказать, профессионал в этом деле.

После полуночи Лютер слегка поманипулировал аурами, чтобы уговорить нескольких оставшихся клиентов отправиться домой. Потом зашел на кухню и увидел Грейс по локоть в мыльной воде. На ней был огромный фартук, который свисал едва ли не до пола. Волосы она спрятала под сетку. Лицо блестело от пара и пота. Одним словом, выглядела Грейс восхитительно. Лютеру захотелось отвести ее в заднюю комнату и заняться с ней любовью прямо на мешках с картофелем.

— Мы закрылись, — сообщил он. — Пора поесть.

— Почти закончила, — сказала Грейс. — Осталась последняя кастрюля.

Петра сдернула с головы сильно пожелтевший поварской колпак, отбросила его в сторону и вытерла пот со лба тыльной стороной ладони.

— Тяжелая ночка, — проговорила она. — Как мы справились?

— Пока мы тут, Уэйн считает выручку, — сказал Лютер и взглянул на Грейс. — Ты, должно быть, без сил.

— Я в порядке. — Грейс закончила полоскать большую кастрюлю и, держа ее обеими руками, перенесла от раковины к столешнице. — Я просто немного не в форме, вот и все. Так что ты там говорил о еде?