Собрание стихотворений
вернуться

Мандельштам Юрий Владимирович
Шрифт:

2. «К тебе прихожу с утра…»

К тебе прихожу с утра, Играем вместе в игру: За другом прячется враг, Врагом прикинулся друг. Друзья и враги молчат, Садятся в призрачный круг, А после сходятся вдруг, Ругаясь, смеясь, крича. Тогда тускнеют слова…

3. «Угрюмый лоб и сжатый рот…»

Угрюмый лоб и сжатый рот… Порой усмешка — еле-еле… В мансарде душной, в полухмеле — Забыты чувства: вечер длинный. Слова — ненужный полукруг. В душе глухой и тусклый звук, Ответ на мандолиный. Но губы сжаты — все равно. Уйду — со мною, в память, Тоска и мысли об одном, И дым перед глазами. И мандолины острый звук — Ни верить, ни работать — И в голове глухая нота: «Он мне не друг!»

«От ослепительного света…»

От ослепительного света Граненых ламп застыв едва, Как тело, празднично одета Душа, вступившая в права. А тело тает взлетом тайным. Не потому ли так легка В прикосновении случайном Твоя прозрачная рука? Но лампы гаснут от удара По гулким клавишам, и вот О горестях Елеазара Певец взволнованный поет. Рахиль! Уже во власти тленья, Внезапно спутав имена, Душа не твоего ли пенья В любовной робости полна.

«По рубрикам, под нумерами…»

По рубрикам, под нумерами Любовь — по строчкам — наизусть. Не зачитаешься стихами, Где безошибочность и грусть. Любви и нет. Но мы забыли О неутешности, и вот В мучительном Леконт-де-Лиле Душа, запутавшись, живет. Запутавшись… А все сильнее — — И скудной радости не жаль — — Парнасской строгостью болеет, Уже приявшая печаль.

«Предчувствовало сердце: безразличен…»

Предчувствовало сердце: безразличен. И как надеяться любимым быть! Поэты обожают Беатриче, Но Беатриче их не полюбить. А я — последний в неземной плеяде, Любовник скучный и плохой поэт. Не мне искать твоих противоядий, Которых вовсе не было и нет. Но мой некрепкий голос напрягая, — Его бессмертным пеньем не зови — Я верю: ты услышишь, ты узнаешь, Ты будешь плакать о моей любви.

«Так день прошел, веселый, монотонный…»

Так день прошел, веселый, монотонный. Хрипел однообразный граммофон, То шарканьем, то пеньем окружен. Все о любви — и слишком благосклонной, Все о любви… Так забывают сон. И только март, пленителен и жалок Неудержимой щедростью своей, В цветочных лавках радовал детей Пучками бледных выцветших фиалок.

«Как грустно! В жизни этой…»

Как грустно! В жизни этой И грусть не удержать! Стараются поэты Не помнить и не ждать. А тут пахнет духами Забытая весна, — — И все всплывет стихами Лишь выглянь из окна.

«День ото дня все меньше знаю…»

День ото дня все меньше знаю Как жить и для кого любить. Как будто что то забываю, Что все равно нельзя забыть. Вот утром равнодушно встану С притихшей болью и тоской — Лечить запекшуюся рану, И ждать, и призывать покой. А там уже волнистой цепью Года помчатся взаперти, И к твоему великолепью Не возвратиться, не прийти.

«Я внутри совершенно пустой…»

Я внутри совершенно пустой, Даже сердце как будто не бьется. Только память о жизни простой — — Как на дне векового колодца. Так, наверное, новый мертвец, В первый раз выходя из могилы, Все не верит, что жизни конец, Смотрит в небо и пробует силы.

«Не торопись, не торопись, поспеешь!..»

Не торопись, не торопись, поспеешь! Ты думал душу расковать шутя. Но вот дрожит рука, и ты бледнеешь. Не торопись, не торопись, поспеешь! Ты думал душу расковать шутя, Доверчивое, жадное дитя. Но уж дрожит рука, и ты бледнеешь. Не торопись, не торопись, поспеешь!