Я завороженно смотрел, как неимоверно ловко кочевники взбирались по, казалось бы, ровным бронеплитам, стремительно перемахивали их, не обращая внимания на колючую проволоку, и тут же сцеплялись с «фортификаторами» врукопашную. Двухметровый забор не остановил их ни на мгновение. Кое-кто из бойцов, взобравшись на «стремянки», пытался высовываться из-за периметра и простреливать мертвую зону, но заканчивались эти попытки плачевно. Я отчетливо разглядел, как одному смельчаку разбило голову камнем, запущенным накоротке из пращи, – парень с залитым кровью лицом рухнул на землю внутри периметра. Еще одному снизу вонзили копье прямо под челюсть: листовидный наконечник пробил череп и разорвал ремень каски, сбив ее с головы, – столь велика была сила удара. За стеной прорвавшиеся аборигены устроили натуральную свалку, ловко орудуя копьями и дубинами. Наши бойцы пустили в ход приклады и ножи. Над полем повис многоголосый рев сцепившихся в смертном бою людей. А потом я осознал себя стремительно соскальзывающим по лесенке, крыша кунга больно ударила в ноги, и я спрыгнул на землю, в самую гущу схватки.

Приземлился хорошо, с перекатом, в движении успев выхватить нож, и на выходе в стойку вонзил его под ребра занесшему копье для удара аборигену. Резким рывком освободив клинок, я пинком отправил труп в сторону ближайшего врага, нырком ушел от замаха еще одного кочевника, выпрямляясь, полоснул по горлу зазевавшегося громилу с тяжелой дубиной, обратным движением резанул по плечу первого и от души вбил ему классический маваси-гери в голову. Кочевник рухнул, неудобно вывернув ногу. Отчетливо хрустнула кость, но он даже не почувствовал этого – мой удар выбил из него дух.

И тут вдруг как-то разом схватка затихла.

Сделав несколько глубоких вдохов, я обвел взглядом нашу позицию. Взору моему открылась страшная картина – все пространство небольшого пятачка между двумя угловыми «шишигами» было забито трупами, кочевников и наших вперемешку. Аборигенов существенно больше, но от этого картина не становилась менее удручающей. Я насчитал восемь трупов «фортификаторов», застывших в причудливых позах – кто был проткнут копьем, у кого разбита голова, а у одного бойца и вовсе вырвано горло. Ч-черт!.. Совсем хреново!

– Не расслабляемся! По местам! – заорал со стены майор Волчара. Без каски, с рассеченной щекой он выглядел жутко, но при этом излучал властность и уверенность в своих приказах. – Сейчас вторая волна пойдет! Не подпускать близко! Валить всех, ВСЕХ!!! Не дайте им подойти близко. На стены, живо на стены!

Подгоняемые вездесущим старшиной Крохиным, мчались свежие бойцы, оставившие позиции с других направлений. Все свободные люди сосредотачивались на южной стороне периметра. Я успел лишь найти взглядом потрепанного Сашку и тоже полез на вышку, работать вторым номером у Иванова.

На ставшей уже родной наблюдательной площадке царил кавардак. Невозмутимый снайпер бинтовал Иванову руку, а тот ругался, все больше матерно. Правда, в промежутках между матюками еще и шипел от боли.

– Что стряслось? – спросил я, подхватив брошенный перед рукопашной автомат.

– Подстрелили меня, мля! – простонал пулеметчик. – Козлы, мать их!..

– Кость задета, – прокомментировал добровольный санитар, не прерывая своего занятия. – Стрелять точно не сможет.

Вот это хреново. Придется самому за «корд» браться, благо из похожего оружия стрелять приходилось. Справлюсь как-нибудь.

– Мне показалось, или не стреляют? – спросил я в пространство, пристраиваясь к пулемету.

Блин, короб пустой почти, менять надо.

– Заткнулись сразу после прорыва, – отозвался снайпер.

Он закончил бинтовать Иванова и снова занял позицию с винтовкой. Несчастный рядовой, заметив мой взгляд, левой рукой подал короб с лентой. Я принялся перезаряжать пулемет, силясь припомнить порядок действий.

– Сейчас перегруппируются и снова полезут. Упорные гады, как муравьи какие…

Передышку кочевники нам дали очень маленькую – буквально через пятнадцать минут из тех же кустов вывалилась небольшая толпа человек в сто и ринулась в атаку. В этот раз огневой поддержки не было – стрелки бежали вместе с остальными и на ходу постреливали из винтовок. Состав нападающих изменился – много было мужиков за пятьдесят, и юнцы появились. Эта атака захлебнулась, едва начавшись. Наученные горьким опытом «фортификаторы» сразу же накрыли аборигенов пулеметным огнем. Внесли свою лепту и снайперы с автоматчиками. Я быстро приноровился к «корду» и косил нападающих наравне с другими пулеметчиками. Плюс на этот раз бэтээры действовали слаженно, заранее согласовав сектора обстрела. До периметра не добежал ни один кочевник, последнего, запутавшегося в «спирали Бруно», разорвало на куски несколькими скрещенными очередями.

И тут же третья волна – совсем древние старики, бабы и дети. Этих было около двух сотен. Я зажмурился, выдохнул, медленно досчитал до пяти. Открыл глаза, но картина не изменилась – разношерстная толпа приближалась.

– Огонь! – заорал Волчара и первым подал пример – одной очередью высадил магазин по плотному скоплению явных некомбатантов. – Огонь, сучьи дети! ОГОНЬ!!!

Я сжал зубы, до крови закусив губу. Пулемет в моих руках затрясся, выводя мелодию смерти. Пули рвали ничем не защищенные тела, но толпа упорно продвигалась вперед, не реагируя на потери. Волчара был прав – кошмары теперь долго будут сниться. И даже не от кровавых подробностей – такого я навидался досыта, но вот эта нечеловеческая целеустремленность, полное презрение к смерти и упорство, больше свойственное насекомым. Так не бывает! Это неправильно!! Люди, опомнитесь!!! Кажется, я кричал это во весь голос, но меня никто не слышал. Даже мои собственные руки продолжали наводить пулемет, палец жал на спусковой крючок, а мозг с четкостью компьютера фиксировал результат.