Декрет (ст. 1).

«Сделка, которую заключил 3 апреля сего года… Пьер Грав… а также соглашение, подписанное 18 июля того же года между Бомарше, Лажаром и Шамбонасом, расторгаются» и т. д.

Обвиняемый.

Как! Оба? Однако между преамбулой и статьей 1 есть явное противоречие: вы расторгаете договор от 18 июля, так как он, говорите вы, лишает правительство гарантий, обеспечивающих покупку и доставку оружия, содержавшихся в первом акте! А этим гарантиям вы, очевидно, придаете большое значение! Но почему же вы в таком случае расторгаете договор от 3 апреля, который вам давал эти гарантии? Почему вас заставляют расторгнуть этот договор? Это вам неизвестно, гражданин! Сейчас я раскрою Вам секрет, который они от вас утаили. Дело в том, что они еще питают безумную надежду, прижав меня к стенке, заставить уступить им это оружие за бесценок; ибо теперь, когда я обвинен декретом (и, пуще того, возможно, убит), они уже не намерены дать по семь флоринов восемь су за штуку. Но, пусть я даже буду вынужден бросить это оружие в океан, им не видать ни одного ружья! Вас, конечно, попытаются избавить от всех этих идиотских противоречий второй статьей декрета, поскольку из первой ничего нельзя понять.

Декрет (ст. 2).

«Учитывая мошенничество и преступный сговор, проявившиеся как в сделке от 3 апреля, так и в соглашении от 18 июля… П.-О. К., именуемый Бомарше, предается суду».

Обвиняемый.

Следственно, если нет ни сговора, ни мошенничества, декрет должен быть отменен! По этому поводу я скажу лишь одно: почему же, упоминая о сговоре между тремя министрами и мной (печальный факт, который выдуман ими или из которого вас злостно заставили исходить, хотя у вас и нет никаких доказательств, и вы решительно ничего об этом не знаете), вы забываете о трех объединенных комитетах, дипломатическом, по военным делам и Комитете двенадцати? Разве я не заявил вам, не доказал в моем третьем этапе, что эти комитеты были нашими сообщниками при заключении договора от 18 июля, и не только сообщниками, но и повелителями, более преступными, следственно, чем все остальные, если был преступен хоть один из нас? Почему же вы о них забываете? Или у вас две меры, два подхода?

Почему вы забываете, осуждая договор от 3 апреля, о Комитете по военным делам той поры? Вы располагаете доказательствами, что он был сообщником Пьера Грава (если даже вы сами и не были его членом)! Вот эти доказательства. Когда Шабо в своем доносе, столь же праведном, сколь правильном, обвинил меня в том, что в подвалах моего дома, как он утверждал, находится пятьдесят тысяч ружей, Лакруа, как вы хорошо помните, ответил: «Нам известно, что́ это за ружья; нас в свое время поставили в известность о договоре; вот уже три месяца, как эти ружья поставлены правительству». Только это и спасло меня от разграбления и убийства!

Всё, таким образом, было тогда доложено Комитету по военным делам! Значит, этот комитет был тогда тоже в сообщничестве и в сговоре с министром де Гравом и со мной? И вы, однако, забываете об этом, диктуя эти обвинения! Это и непоследовательно, и неточно, и несправедливо! Значит, декрет составлен не вами! Вы куда сильнее во всем, что мне доводилось видеть! Либо у вас две меры, два подхода, Лекуантр!

Декрет (ст. 3).

«Пьер-Огюст Лажар… и Сципион Шамбонас… несли и несут вместе с Бомарше солидарную ответственность и подлежат личному задержанию за хищения, явившиеся следствием вышеупомянутых договоров; они будут отвечать по соответствующим статьям» и т. д.

Обвиняемый.

Я уже ответил за них, я, которого повсюду называют адвокатом отсутствующих! И я желаю, чтобы ваши министры так же легко обелили себя от сговора и мошенничества Константини, как господа де Грав, Лажар и Шамбонас сняли с себя обвинение в сговоре со мной. Известие об этом доставит мне удовольствие.

И все же относительно этого пункта о хищениях, в которых вы, Лекуантр, столь сурово нас изобличаете, требуя, чтобы мы понесли солидарную ответственность и подверглись личному задержанию, мы — оба министра и я — не просим пощады, но благоволите нас, однако, осведомить, что это за хищения. Ибо, раз уж вы оповещаете о них Национальный конвент, они, по меньшей мере, должны быть вам известны, и вот тут-то вы и попались!

1. Я, однако, доказал вам, что не получил в военном ведомстве ничего, кроме пятисот тысяч франков ассигнациями в апреле; при обмене на голландские флорины, единственную валюту, которой я мог воспользоваться, они потеряли сорок два процента, что свело их менее чем к двумстам девяноста тысячам ливров; в обеспечение этих денег мною был дан залог в размере семисот сорока пяти тысяч ливров в государственных контрактах, гарантированных вами же, как державой державе; таким образом, у вас еще остается моих двести сорок пять тысяч ливров сверх полученных мною пятисот тысяч ливров. Пока я не вижу никакого расхищения вашей казны, в которой находится более десяти тысяч луидоров, принадлежащих мне, при том, что я вам ничего не должен. Следственно, вы объявили меня в декрете гнусным расхитителем не на основании этого факта.

2. Я доказал вам в моих трех последних этапах, что из всех статей договора от 18 июля, предусматривавших обязательства военного ведомства по отношению ко мне, ни одна не была выполнена! О каких хищениях может идти речь, если человек ничего не получил? Следственно, вы обвиняете меня и не на основании этого?

3. В этом договоре предусматривалось, что, поскольку я соглашаюсь на расчет за ружья, которые я уже оплатил наличными и которые немедленно передаю г-ну де Мольду, избранному для их приемки, по окончании войны (поистине львиное предложение) военное ведомство обязуется выплатить мне сто тысяч флоринов в счет своего долга. Меня мучают, я сопротивляюсь. Вошель настаивает, министры давят на меня, я сдаюсь; меня осыпают похвалами!.. Мне не выплатили ни одного флорина! У кого же из нас двоих были похищены средства при этом пиратском натиске, у вас или у меня, скажите, пожалуйста? Следственно, я признан виновным и не на этом основании? Но поищем, может быть, в конце концов мы доищемся!