— Мне не надо ревновать?

— Нет, конечно, это просто жажда исследователя. Хотя я не поняла, кто кого препарировал, когда мы общались. Мне кажется, что, когда я хотела узнать что-то о нем, почему-то начинала рассказывать про себя. Это трава виновата.

— Он не рассказывает о себе. Это видимость, которую он создает — вроде как полностью открыт для общения, а потом понимаешь, что ты ни на миллиметр не продвинулся в познании его души. Он никого не впускает. А вход в его дом охраняют два демона.

Я почувствовала усталость от всех этих мрачных историй. Мой мир, который не всегда был лучезарен, но все-таки достаточно прост, наполнялся, как смрадом, по-прежнему чужими мне догмами. Мое любопытство и азарт исследователя уступали место странной тоске — я как будто и в этом мире была чужой. Пытаясь сбежать из того, как он выражался, мира белых, где я была непризнанной и нежеланной, как черная, — здесь я тоже была иностранцем…

Я сидела на берегу тихой и струящейся под лунным светом реки, придерживая платье-тунику возле щиколоток, будто защищаясь от порывов ветра, скользившего под тонкую шелковистую ткань. Я кого-то ждала, но не знала, КТО должен прийти. Но как будто это свидание, назначенное и исполненное в полночь, было значимо для меня.

Я не сказала ни слова, когда он подошел сзади и коснулся моих плеч, тронув кончиками пальцев, как будто играя на каких-то струнах. Мне показалось, что это были две пары рук, потому что мурашки пробежали сначала возле лопаток и почти одновременно по животу. Я боялась обернуться, как если я нарушу какую-то договоренность, скрепленный кровью договор. Я позволяла этим рукам совершать бесстыдные ласкающие движения, изгибаясь всем телом, раздвигая колени и впуская его пальцы внутрь себя.

Он повернул к себе мое лицо, но глаза мои по-прежнему были закрыты, и даже если бы я захотела, не смогла бы поднять веки. Обратно тому, как мы закрываем глаза от ослепительного солнца, я не могла смотреть на слепящую Тьму. Он провел ладонью по губам, как бы запрещая мне говорить и стонать, чем-то острым полоснул подол, беззвучно разошедшийся до самого сокровенного, и, войдя в меня, заставил меня дрожать от наслаждения, беззвучно, страшно, сладко, извиваться под ним.

Его тело было по-звериному волосато, и я почти узнавала своего властелина, но не могла произнести его имени. Он должен оставить свое семя во мне, и как единственную заложенную в сознании программу, я исполняла свой поверженный танец, ожидая долгожданного потока внутри влагалища. Боль, сравнимая с той, что испытываешь при родах, когда нутро твое рвется от идущего по путям плода. Боль изодранной о колючие ветки и камни кожи. Боль на губах, закушенных при оргазме в кровь. Боль от распятого и истерзанного тела. Я теряю сознание от боли, а когда прихожу в себя, никого уже нет рядом со мной. Я поднимаюсь с земли, чувствуя, как горячая слизь растекается по внутренней поверхности бедер, слизь, смешанная с кровью, слизь, которая должна дать жизнь новому существу, которое ничего не будет иметь общего со мной, и моя кровь из рассеченного когтями лона… Я ступаю в воду, надеясь остановить боль и кровь, но вода обжигает меня.

…Я кричу и в крике просыпаюсь, я смотрю на простыни и вижу, что они в крови, трогаю тело и с ужасом понимаю, что оно изранено. Я пытаюсь понять, кто надругался надо мной… Понимаю, что я в чужой постели…

…Я просыпаюсь, вижу, что я дома, что это сон. Всего лишь сон, и у меня начались месячные. А женщинам в этот период снится всегда всякая нечисть…

…И вдруг я чувствую, как из меня хлынула слизь, и в этой слизи копошится маленький уродец, и у него четыре руки вместо двух. Я в ужасе отпрыгиваю и вновь просыпаюсь. Уже по-настоящему. И боюсь проснуться, ибо еще не знаю, станет ли пробуждение окончанием моего страшного сна…

Я пишу ему письмо, и перо-стилус дрожит в моей руке, когда я касаюсь букв на клавиатуре. «Дамир, мне страшно, мне приснился кошмар». «Малыш, ничего не бойся, я с тобой».

Мне становится тепло и хорошо, как ребенку, которого обнимает кто-то очень близкий, когда ему приснилось, что он падает с велосипеда и больно разбивает коленку.

Сегодня Азали была в ударе. Она приехала с острова Цейлон, черная и обветренная, отшлифованная, как камушек, намытый океанской волной. Она была наполнена вибрациями буддийской музыки и ритуальных храмовых песнопений, от нее словно отлетали молнии. Чуть выше линии, где шоколадные бедра были схвачены бисерным поясом, виднелась немного выцветшая временная татуировка, которую делают пляжные умельцы с помощью черной хны.

Она задавала темп, который мы, девушки хорошо за тридцать, обычно не выдерживали. Но сегодня она словно передавала нам свою энергию, и мы, неотрывно следя за ее движениями, чтобы не сбиться, увеличивали амплитуду раскачки бедрами и «площадкой» — нижней частью живота.

— Не останавливайтесь, вы должны войти в транс, и тогда уже не сможете остановиться, вы услышите свое тело, все ощущения уйдут вглубь, вы почувствуете собственную матку, как она пульсирует, наполняясь кровью.

Ее слова уже вводили в транс, и тело повторяло поистине шаманские движения, переходя в самозабвенную тряску и извивания. Уже почти в отключенном сознании я уловила, как одна композиция закончилась и зазвучал тот самый голос на электронных аккордах — «Дорога в Багдад»… Та самая музыка, которая звучала в доме моего Черного Принца, когда сатин становился шелком на его постели, а любой предмет мебели — в приспособление для наивысшего из наслаждений.

Мои руки коснулись низа живота, как бы придавая направление «маятнику» нижней чакры. Он входил в меня, Он заполнял каждую клетку моего тела, я чувствовала Его, мы сливались в единое целое, я умирала от этого чувства и возрождалась через секунду, я испытывала острое и нечеловеческое блаженство, возносящее меня в потоке транса на небеса. Не притронувшись ни к одной эрогенной зоне, я услышала внутри себя эти судороги, воплощающие оргазм.

Насыщение, словно от первого в жизни сексуального контакта, или действительно это был контакт с какими-то незримыми мне силами. Все словно растворились или перешли по ту сторону зеркальной стены танцевального зала, оставив меня наедине с мистическим партнером по экстазу.