Мне хотелось проститься с Бегемотом, но его нигде не было. Я подумала, что если потребуется, я всегда найду его где-нибудь на лестнице между вторым и третьим этажами, рядом с жестяной баночкой для окурков.

Я шла по улице, думала о том, хватит ли мне денег на такси — несколько сложенных тысячных купюр из моей сумочки за ночь испарились. Но какая-то мелочь, видимо, из сострадания, осталась на метро и сигареты. Вид у меня был, конечно, не очень, поэтому в метро я решила не соваться. Хотя Ума Турман, когда вылезла из могилы в «Килл-Билл-2», выглядела еще хуже. Какой-то хачик на традиционно разбитой «шестерке» согласился подвезти меня за 80 рублей. Видимо, на большее я не тянула.

В качестве компенсации за трату времени на бедного пассажира он хотел получить хотя бы телефон или просто поболтать, но я села на заднее сиденье, вытащила коммуникатор и перо-стилус. Я подумала, что эту ночь смогу описать в блоге Олеси Градовой.

В любой день, если это будет воскресенье, я перестану ждать тебя. Ты, наверное, этого не заметишь, но в календаре я сделаю новую отметку «Еще один день без…» Мое место рядом с тобой к этому моменту будет занято, а я лишь буду предпринимать тщетные попытки обменять обретенную реальность на утраченные иллюзии.

Ты, изначально отнесенный к сфере моего иррационального, бросил на мой стол пухлый скоросшиватель с материалами дела об убийстве и вышел, не захлопнув дверь. Я еще долго слышала твои удаляющиеся шаги на лестнице.

Весь твой преступный замысел, или, скорее, «преступление по неосторожности», заключался в убийстве моих чувств. Я смотрела на фотографии «потерпевших», на линии, очерченные мелом на полу, и краткие записи криминалиста, фиксирующего обычные в таких случаях наблюдения: «Обнаженные тела лежат в неестественной позе, следы на видимых поверхностях подтверждают факт насильственной смерти».

Молодой следователь-дознаватель строил глазки и пытался заигрывать со мной, а я, проникаясь его расположением, пыталась как можно более весело рассказать о произошедшем. В результате получилась байка о том, как я открыла дверь мужчине, который показался мне достойным кандидатом в «свидетели моей жизни». А тот, кого я приняла за возможный сценарий развития, просто овладел мной в коридоре, обрушив вешалку с верхней одеждой прямо на визжащую рыжую суку, проживающую со мной на правах совместной аренды жилья и носящей гордую кликуху Эммануэль.

Далее началось совместное распитие спиртных напитков, которое, собственно, и приводит к разного рода беспределу, называемому на языке ментов бытовухой. Бытовуха — дело хорошее для молодого следователя: потерпевшие остаются по месту жительства, а преступники не успевают добежать до канадской границы — их берут практически сразу, с колюще-режущими предметами в окровавленном кулаке.

— Так, я не понял, — делая пометки в блокнот, осведомился молодой лейтенант угрозыска. — Всё было по обоюдному согласию?

— Я продолжаю надеяться, что да.

— Вы плохо помните обстоятельства дела?

— Нет, я могу выражать только свою позицию. Я так и не поняла его истинных мотивов.

— Но вы же его обвиняете, требуете преследования по закону?

— Ну что вы, при нашем несовершенстве законодательной базы требовать возмездия самонадеянно.

— Простите, но что же делать мне?

— В интересах следствия поменяйте все фамилии задержанных на фамилии следователей.

— Простите, у вас нет психических отклонений?

— Документально подтвержденных — нет.

Изящный человечек при исполнении морщил лобик и заносил в тетрадные клеточки мои показания. Хотела ли я возмездия? Как всякая женщина, которую не оценили по достоинству? Наверное, и вместо административного с конфискацией я бы закатила пожизненный без права на апелляцию.

Впрочем, пока я иронично и с достоинством давала показания, за моей спиной появились люди в белых халатах. Они накинули на меня нетканую рубаху ловко, как ветеринары сеть на тигра, которому надо сделать укол противовирусной вакцины, и завязали рукава на спине бантом. Их возбужденные лица были чертовски привлекательны — это особое удовольствие наблюдать за мужчинами, увлеченными работой, как делом своей жизни. Когда меня выводили из помещения, я успела подмигнуть рыжей суке по кличке Эммануэль и шепнуть ей: «Прорвемся!» Она замахала обрубком хвоста и срыгнула плохо переваренный завтрак на ботинки санитара.

Эх, товарищи, в кои-то веки не очередной «висяк», а надежное, живое дело, где пока еще есть у кого брать свидетельские показания. Но то ли коррупция в верхних эшелонах власти, поразившая ржавчиной систему вплоть до самого низа, то ли план психиатрической лечебницы по привлечению новых состоятельных клиентов… Но я довольно быстро оказалась в пахнущем сырой рыбой ресторане с привязанными к столешнице алюминиевыми плошками.

Окружавшие меня люди были дружелюбны и настроены на взаимовыручку. Интересовались историей болезни и ситуацией с шаттлом на мысе Канаверал. Мой бэкграунд позволял вести непринужденную беседу на разные темы, не фиксируясь на причинах моей транспортировки.