– Можете оставить нас, мисс Скрю.

Стараясь принять как можно более непринужденный вид, он спросил:

– Что у вас, мисс О'Миллой?

Морин приблизилась к нему.

– Фрэнсис… что происходит? Вы больше не хотите меня видеть?

– Нет.

Полушепотом она спросила:

– Вы меня разлюбили?

– Это вас не касается!

– Я же знаю, что вы меня по-прежнему любите, Фрэнсис, так в чем же дело?

– Я ненавижу лжецов!

– Лжецов?

– Позвольте вас спросить, в какое кино вы ходили с Шоном в тот вечер, когда просили не заходить за вами?

– Так все дело только в этом?

– Да, в этом! Представьте себе, я люблю вас настолько… я любил вас настолько, что не мог вернуться домой, не повидав вас… и увидел… Ведь вы были не с Шоном?

– Нет, с Бертом Лимсеем.

– Хотя это признание и запоздало, но согласитесь: так или иначе оно привело бы к концу наши отношения.

– Фрэнсис, я вам сказала неправду только потому, что опасалась именно вашей ревности. Если бы я знала…

– Дорогая моя, вы имеете полное право отдать предпочтение мистеру Лимсею, но я вовсе не обязан радоваться по этому поводу, не так ли?

– Неужели вы думаете…?!

– Вы не оставили мне никаких иллюзий.

– Значит, так вы мне верите?!

– Странно слышать это от вас!

– Вы правы, Фрэнсис, нам, действительно, больше нечего сказать друг другу…

Она уже выходила, когда Бессетт бросил ей вдогонку:

– Кабинет Лимсея – в конце коридора!

– Спасибо!

Он дождался, когда стих звук ее шагов, и дал волю гневу.

Бессетт решил остаться в обеденный перерыв в кабинете. Ему не хотелось ни есть, ни встречаться с людьми. Он прислушался к шагам сослуживцев, торопящихся покинуть помещение, которое все больше наполнялось тишиной. Фрэнсису показалось, что он остался совсем один, и, когда вошел Берт Лимсей, он вздрогнул.

– Извините, что отвлекаю вас, Бессетт, но ко мне зашла мисс О'Миллой и рассказала о своем визите и о том, как вы ее приняли…

Ничего не сказав в ответ, Фрэнсис встал, подошел к Лимсею и без предупреждения ударил его кулаком в лицо. Берт, захваченный врасплох, упал, но сразу же вскочил и, вытерев кровь, сочившуюся изо рта, улыбнулся.

– Лучше уж так…

Они боксировали как джентльмены, избегая запрещенных ударов, как это подобает англичанам, уважающим правила бокса, разработанные их соотечественниками. По очереди они падали и вставали на ноги. Бессетт был физически намного сильнее Берта. К тому же гнев и досада придавали ему силы. Через несколько минут Берт растянулся на ковре, не в силах больше подняться. Бессетт помог ему сесть в кресло и заставил выпить стакан воды. Красивое лицо Лимсея было в жалком состоянии. Лицу же Фрэнсиса, на котором за последние дни остались следы от многих ударов, было трудно дать какое-либо определение. Он смотрел на мир одним глазом, второй был скрыт под огромным отеком. Вытерев платком окровавленный рот, Лимсей сказал:

– Теперь, Бессетт, когда вы удовлетворены, я думаю, вы не откажетесь меня выслушать?

– Слушаю!

– Но только не здесь… Пойдемте со мной.

Удивленный Бессетт последовал за Лимсеем, и вскоре они сидели в "Ягуаре" Берта.

– Куда мы едем?

– В Формби.

Еще до этого Фрэнсису, который вообще-то решил не прислушиваться ни к каким объяснениям, стало интересно: что Лимсею могло понадобиться в Формби, городке, находящемся в тридцати километрах к северу от Ливерпуля?

В Формби Берт остановился перед полицейским участком.

– Пойдемте, Бессетт.

Еще более заинтригованный, чем прежде, Фрэнсис подчинился. Встретивший их сержант, казалось, знал Лимсея.

– Надеюсь вы пришли не из-за новой аварии, сэр?

– Нет, нет, я просто хотел бы, с вашего разрешения, показать этому джентльмену протокол о той аварии.

– Нет ничего проще… С тех пор не случилось ни одного серьезного происшествия.

Полицейский взял папку и быстро нашел в ней подшивку машинописных листов, которую передал Берту, а тот – Бессетту.

– Прочтите, пожалуйста.

Из документов Фрэнсис узнал, что Берт действительно попал в аварию на своем зеленом "Остине" в день гибели его родителей, но только более, чем в пятидесяти километрах от Стратфорда.

Лимсей следил за реакцией Бессетта, и когда тот окончил читать, спросил:

– Вы по-прежнему еще считаете меня убийцей?

– Я… я хотел бы попросить у вас прощения, Берт…

Попрощавшись с сержантом, Лимсей отвез Фрэнсиса обратно в Ливерпуль, и они заехали на Дейл Стрит в "Дерево и Лошадь". Приятели направились прямо к бармену, которого Берт окликнул:

– Билл… сколько я задолжал?

Тот слегка смутился.

– Восемьдесят семь фунтов и десять шиллингов, сэр.

Оттуда они заехали на Вернон Стрит, в "Кувшин", где Бессетт узнал, что у его друга накопился долг в тридцать два фунта, затем – на Темпл Стрит, в "Ягненок", владелец которого спокойно смотрел, как Берт подтверждает сорок один фунт долга. Они посетили еще "Серебряный кубок", "Молчаливую девушку" и "Старый дом". После этого Берт спросил:

– Вы все успели подсчитать, Бессетт?