Сидели они в это время в номерах Березина по Обнинской улице в подвальном этаже. Зайдя туда, мне бросились в глаза бледные, немного изможденные лица молодых женщин. Сколько их было хорошо не помню, но, видела, что обстановка, в которой они были, была небогатая. Спали они на тюфяках, без простыней и кроватей, прямо на полу. Слабый свет сального огарка был единственным светом их квартиры. Одна из великих княжон сидела и тихо насвистывала. Мне показалось, что это княжна Ольга, ибо я раньше слышала от брата, что княжна Ольга одна из боевых дочерей государя. Я была в одной комнате с ними несколько минут, потом, простясь с Владимиром, мы ушли.

Позднее я узнала, что семья быв. царя переведена в женский монастырь под более строгий арест, ибо одна из великих княжон покушалась на побег. Затем, незадолго до эвакуации города Перми, семья была вывезена по направлению на Глазов.

Работая дальше, из желания узнать более подробно о царской семье, я стала наводить еще кое-какие справки. Оказалось, что приехавшая царская семья сначала жила в доме Акцизного управления, ул. Обнинской и Покровской, где содержалась в хороших условиях и не под очень строгим надзором. Когда же одна из княжон (кажется, Татьяна) хотела бежать, то их перевели в дом Березина в подвал, где я их и видела. Несмотря на строгий надзор, одна из княжон все же бежала, но была поймана, и впоследствии она умерла от побоев или убита по приказанию Облсовета.

Точно это не установлено (то есть я не знаю). В настоящее время семья жила в 12 верстах от Глазова, а при осаде Глазова правит, войсками она была вывезена на Казань. О дальнейшем ее положении сведений никаких».

Наталья Мутных утверждает, что женская часть императорской семьи находилась в Перми спустя два месяца после их «смерти» в июле. В своих заключительных показаниях она не упоминает о царице, но она это сделала в двух предыдущих показаниях, 8 марта, о котором мы рассказывали раньше и 2 апреля: «На полу были размещены четыре тюфяка, на которых лежали б. государыня и три дочери. Две из них были стриженные и в платочках. Одна из княжон сидела на своем тюфяке. Я видел, как она с презрением посмотрела на моего брата. На тюфяках вместо подушек лежали солдатские шинели, а у государыни, сверх шинели, маленькая думка. Караул помещался в той же самой комнате, где и арестованные».

Свидетельство Мутных является тем более заслуживающим внимания, что ее брат Владимир Мутных был действительно, как она и говорила, секретарем в Уральском Совете.

Из писем заключенных в местной тюрьме мы знаем, что он был более чем простой секретарь, он был личным помощником Белобородова, который был непосредственно председателем Уральского Совета и одним из немногих, кто достоверно знал о том, что случилось с Романовыми.

Из исторических материалов известно, что после падения Екатеринбурга он уехал в Пермь, где он связывался с Москвой по вопросам, относящимся к высочайшим заключенным. Наталья Мутных не могла иметь более авторитетного источника для своей информации о том, что таинственные женщины были Романовыми.

Конечно, в Екатеринбурге Соколов никогда не смог бы найти свидетелей, которые могли бы рассказать о том, какое влияние оказали на судьбу Романовых Белобородов или Голощекин. Уголовный розыск в лице Александра Кирсты нашел и других свидетелей, которые поддержали версию, рассказанную Мутных. Германский подданный Иван Гиршфильд, показал, что, по крайней мере, две великих княжны содержались в Пермском ЧК в конце августа или в начале сентября.

Почтовый чиновник Сибирев свидетельствовал: «…после падения Екатеринбурга, Великие княжны Ольга и Татьяна Николаевны с девицей жили в пермском доме; там же находилось большое количество собственности, принадлежащей царской семье, как это было отмечено на коробках…»

Эти два свидетеля рассказали только о двух заключенных Романовых, но это, по-видимому, только часть истории. Доверять их свидетельствам полностью нельзя, поскольку они получены из вторых рук. Гиршфильд получил сведения от хозяина меблированных комнат, а Сибирев — от одного человека из Дома Инвалидов.

Но Кирста нашел трех других свидетелей, которые подтверждали показания Мутных, они видели также царицу и ее четырех дочерей всех вместе. Сначала это была Евгения Соколова, преподавательница истории в средней школе имени Тургенева в Перми, которая показала: «Уже давно я интересуюсь вопросом о судьбе императорской семьи. В гимназии имени Тургенева, где я преподаю историю и словесность, учились при совдепии родственники коммунистов, при помощи которых и других лиц мне удалось узнать, что бывшая государыня и ее четыре дочери, будучи эвакуированы из Екатеринбурга, жили в каких-то номерах, что их охраняли видные коммунисты, не доверяя таковую красноармейцам, сильно издевавшимся над семьей».

Это подтверждало свидетельства, но все же это были также вторичные сведения, полученные из различных источников, включая студентов из семей местных коммунистов. Но 30 марта 1919 года Кирста нашел другого свидетеля; это была

Глафира Малышева, жена пермского коммуниста, у которой нашли салфетки с императорскими монограммами.

Эта женщина рассказала: «Не помню месяца, но было так, что мой муж Рафаил Малышев, работавший на заводе Мешкова, не возвращался домой. Я пошла к своей свекрови и от нее узнала, что мой муж на дежурстве в доме Акцизного управления, на углу Покровской и Обнинской улиц, наискось ломбарда, дом — красный.

Я пошла туда, и в передней первого этажа застала мужа и с ним еще несколько человек в штатских костюмах, все заводские. Я спросила мужа, что он делает, и узнала от него, что он на карауле и охраняет дочерей 6. государя. Я изъявила желание видеть кого-либо из них, и муж посоветовал мне подождать, пока одна из них спустится вниз сверху, где стояли их сундуки, и, действительность, вскоре я увидела спускавшуюся с лестницы девушку невысокого роста, скорее среднего, стриженную, с очками в золотой оправе, волосы светлорусые с рыжеватым оттенком.