«Ну и ну, — оскорбился Алеш. — Ты же знаешь, никакие мы не трусы!»

«Ясно, — угрожающе поддержал я Алеша, — ты бы сильно просчитался, Миречек, если б думал нечто подобное…»

«Так что в кино мы идем», — сказал Мирек.

Все серьезно кивнули.

Купить билеты было несложно. Мирек встал в очередь у кассы, а мы трое тем временем разглядывали афиши. В большинстве случаев на них были изображены влюбленные. Это сразу было видно по тому, как они смотрели — будто их только что трахнули молотком по голове.

«Ну, первый раунд за нами, — произнес Мирек с чувством удовлетворения, когда принес билеты и роздал их. — Подождем, пока у входа соберется толпа. Но теперь мы друг с другом никак не связаны и встретимся только внутри кинотеатра».

На прощание Мирек ободряюще похлопал нас по спине, и мы разошлись. Фильм начинался примерно через четверть часа, и я чувствовал себя разведчиком, который должен пронести через вражескую территорию важное донесение. Этим донесением был билет у меня в кармане, а вражеской территорией — вход в кинотеатр, с двумя контролерами у дверей. Я сразу почувствовал, что неприятности не избежать — мы-то ведь рассчитывали на контролерш.

За десять минут до начала сеанса началось столпотворение. У входа собралась масса народу, и мне стало ясно — теперь или никогда. Я втиснулся между супружеской парой и солдатом и тут увидел, что Мирек находится почти у самого входа.

«Куда, мальчик? Дети на этот фильм не допускаются!»

Я видел, как контролер схватил Мирека за руку, протягивающую билет, и как наш бесстрашный организатор похода в кино изрядно побледнел.

«Мне уже давно исполнилось пятнадцать!»

«Расскажи кому-нибудь другому».

«Разве я виноват, что выгляжу таким слабаком?» — храбро бился Мирек, а все вокруг веселились.

«Ну так дуй домой за метрикой, слабак, тогда пущу», — ухмыльнулся контролер и вытолкнул Мирека.

Что делать? Я подумал было тоже вернуться, зря мы все это затеяли. И на меня будут смотреть, как на Мирека, а я этого не люблю, но как я ни пытался выбраться из толпы, ничего не получалось, я понемногу продвигался вперед, к входу в кинотеатр.

«Ты что толкаешься, мальчик?» — закричал какой-то мужчина.

Мы находились уже почти около контролера, и я подумал: «Ну, привет, только этого не хватало, вот будет позор!»

«Пан контролер! — запищал позади меня какой-то женский голос. — Ему наверняка нет пятнадцати!»

Я готов был провалиться сквозь землю или стать невидимкой, но людская волна снова швырнула меня вперед, смотрю: билет у меня надорван, а когда оглянулся, увидел, что один контролер прихватил Алеша, а другой Ченду.

«Убирайтесь!»

Я сидел, вжавшись в кресло по самые уши, смотрел короткометражку о полезных ископаемых где-то у черта на куличках и ничего не воспринимал, потому что все время думал о трех пустых креслах рядом со мной.

Как там ребята? Пошли домой или ждут меня на улице? Ну, два часа выдержать, наверное, трудно.

Сразу после короткометражки я выбежал на улицу. Ребята, понурившись, стояли неподалеку от кинотеатра.

«Тебя тоже выгнали?» — нетерпеливо спросил Мирек.

«Вовсе нет, — ответил я решительно, — но зачем мне одному этот фильм? Мы же друзья!»

Ребята посмотрели на меня с восхищением, и это мне было приятно.

«Наверняка фильм дурацкий», — заявил я важно.

«Наверняка! У моего братана дурной вкус», — обрадовался Ченда.

«Знаете что, — предложил Алеш, — пошли на мост за вокзалом, посмотрим на локомотивы!»

«Блеск! — просиял Мирек. — Это куда лучше, чем ходить на идиотские фильмы».

О нашем приключении с фильмом, на который дети не допускаются, я вспоминал, когда пробирался к кинотеатру «Глаз». И раз я говорю «пробирался», значит, я действительно пробирался, потому что боялся, как бы не попасть на глаза кому-нибудь из ребят.

Обыкновенно мы друг другу все говорим по правде, но ребята же не знали про мою тайну и потому страшно удивились, когда я объявил, что сегодня на спортплощадку не приду, а буду помогать по дому — у нас генеральная уборка.

Но это была ложь, и я ее стыдился, только что оставалось делать — должен же я что-то сказать ребятам, и вместе с тем не выдать тайну и не нарушить честное слово, данное Руженке.

И я вспомнил, как отец часто говорит, что женщины — это крест, а вот у меня житье — малина, пока я пребываю в беззаботном детстве. Правда, и меня такое ожидает, и все же отец завидует, что у меня еще много лет впереди, прежде чем я понесу этот крест.